Книга Скиталец, страница 172 – Тиффани Робертс

Потребовалась почти секунда, чтобы собрать данные для соответствующего ответа. Он взял Нэнси за руку — как всегда осторожно, следя за силой своего пожатия — и пожал ее.

— Да. Вы тот самый доктор Купер, о котором все говорят?

— Да. Человек с наркотиками всегда самый популярный, — она улыбнулась, но выражение ее лица дрогнуло. — Мне жаль. Я стараюсь не нагнетать обстановку, но это неуместно, учитывая ситуацию.

— Я понимаю. Не нужно извинений.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы она снова выздоровела. К сожалению, теперь остается только ждать.

— Я знаю. Спасибо тебе, Нэнси. Что бы ни случилось, — Печаль пронзила его мозг при этих последних двух словах. Были ли они признанием поражения? Принятие возможности того, что она не проснется, что время, проведенное ими вместе, закончилось навсегда?

Нет. Я этого не приму.

— Она боец, — сказала Нэнси. — Я слышала, ты тоже. Это много значит. Черт, если бы ты не принес ее сюда так быстро, я не думаю, что она пережила бы эту ночь.

Они погрузились в тишину, и Ронин наблюдал за неподвижной фигурой Лары, лежащей в нежной атмосфере, создаваемой механизмом.

— Я оставлю тебя в покое, — сказала Нэнси через минуту. — Ты, наверное, уже знаешь, но Джек не будет долго ждать, чтобы снова допросить тебя. Пока что я посоветую Ларе слышать твой голос и чувствовать твои прикосновения. Это поможет ему подождать еще некоторое время.

Она прошла мимо него, на мгновение задержавшись, чтобы положить руку ему на плечо и нежно сжать. Затем она вышла за перегородку, задвинув за собой занавеску.

Было неприятно сталкиваться с таким пониманием, таким состраданием со стороны стольких людей одновременно. Он был ботом, но эти люди, казалось, не делали никакой разницы между металлом и органикой.

Он придвинул стул к кровати и сел, взяв Лару за руку. Никакое из этих проявлений сострадания не имело бы значения, если бы она не выздоровела. Ее прикосновения были единственным, чего он жаждал, единственным пониманием, в котором он нуждался.

Глава Двадцать Девятая

Она плыла во тьме. Она корчилась в агонии, это поглощало ее, и ей хотелось закричать от боли. Но у нее не было ни рта, ни легких. Не было ничего, кроме ее боли и бесконечной пустоты.

Пока голос не проник в темноту.

Не уходи. Тепло разлилось по ее телу, на мгновение прогнав ледяной холод. Она знала этот голос — он успокаивал ее, сиял как маяк, давал ей то, за что можно было ухватиться.

Когда он заговорил, мерцающий синий свет прорезал темноту, словно набегающие волны океана, которого она никогда не видела. Но свет погас так быстро, словно его никогда и не было.

Боль с ревом вернулась, когда голос смолк, и она страдала в одиночестве. Были и другие голоса, далекие, приглушенные и незнакомые, и она боялась их. Они приходили часто, иногда поодиночке, иногда группами.

Время не имело значения. У нее не было имени, не было памяти. Но у нее был голос, за который можно было цепляться. Этот голос стал для нее якорем, не дав ей скатиться по спирали в забвение. Это было единственное, что могло облегчить ее боль, единственное, чего она ждала с нетерпением.

Не уходи.

Она не хотела уходить от него. Не сейчас. Даже когда боль стала невыносимой, другие голоса стали громче, а темнота невероятно сгустилась.

Не уходи.

Слова эхом разнеслись в пустоте, и она ухватилась за них. Она не хотела, чтобы ее забирали, она отказывалась.