Книга Скиталец, страница 121 – Тиффани Робертс

Поскольку большая часть его кожи исчезла, способность Ронина регистрировать прикосновения была ограничена — необработанными данными, немногим превышающими базовые показания давления и расчетную температуру. Несмотря на это, объятия Лары были теплыми и сильными. Это был жест не страха или неуверенности, а облегчения. Она обняла его так, словно у нее, возможно, никогда не будет другого шанса, словно она никогда не собиралась его отпускать, и она была права, говоря, что он мог никогда не вернуться.

Как он мог быть настолько слеп к тому, через что заставил ее пройти, когда оставил ее вот так?

— Нам не стоит думать о том, что могло бы быть, — сказал он, с большой осторожностью обнимая ее. Без более точных датчиков в его коже было слишком много шансов на ошибку. Небольшое превышение его силы могло раздробить ей кости. — Это случилось, и это все, что у нас есть.

— Ты должен передо мной извиниться.

— Мне жаль, что я ушел.

— Нет. За то, что думаешь, что для меня важно, как ты выглядишь.

Ее слова вихрем пронеслись через его процессоры, оседая глубоко в памяти, пока он размышлял над их значением. Его внешность действительно имела для нее значение, но не в том смысле, в каком он думал; ей было все равно, бот он или человек, только то, что он был… самим собой. Она действительно заботилась о его благополучии.

— Похож на дерьмо прямо сейчас, верно? — сказал он, не в состоянии сформулировать свои более сложные мысли.

— Это еще мягко сказано, — она усмехнулась.

— Прости. Теперь ты извинишься передо мной?

— Мне не за что извиняться, — когда он открыл рот, чтобы ответить, она перебила его. — Я промахнулась. И ты мог бы просто позвать меня по имени и избежать всего этого, вместо того чтобы пугать меня до чертиков.

— Дерьмо. Довольно универсальное слово… Мне жаль, Лара Брукс. Это не входило в мои намерения.

— Я знаю, — она отстранилась и оглядела его, веселье исчезло с ее лица. — Чем я могу помочь?

— Почти ничем. Клиника — единственное место, где можно исправить все повреждения. Ты можешь помочь извлечь часть осколков и удалить поврежденную кожу. По крайней мере, тогда мы сможем обменять часть этого на металлолом и получить от этого небольшую прибыль.

— Это отвратительно.

— Я — нечто большее, чем сумма моих частей, — сказал он, и она наклонила голову. Еще одна цепочка мыслей, которую он не смог адекватно объяснить. — Это практично. Если их удалят в клинике, они, скорее всего, оставят материал для повторного использования, не предлагая компенсации.

Он разжал объятия и оперся рукой о перила, чтобы удержаться на ногах. С помощью своего единственного оптического прицела он посмотрел на второй этаж. Ему придется обращаться с этим точно так же, как с лестницей в том подвале: медленно, ступенька за ступенькой.

— Я переложил инструменты в рюкзак. Отнеси их наверх. Встретимся там.

— Хорошо.

Ронин ждал, пока она поднимется первой, прикидывая предстоящий путь. Его восхождение было медленным, но ритмичным — скрип перил, стон шагов, глухой стук поврежденной ноги. Снова и снова, пока он, наконец, не достиг вершины, спустя одну минуту и двадцать две секунды.

Он шел к своей спальне, опустив голову, и смотрел на металлические поверхности своей груди и живота, на обугленную одежду и оплавленную кожу. В настоящее время Ронин мало походил на человека, но она обняла его и проявила заботу о его состоянии. В ту первую ночь она не сделала бы того же.