Книга Отдам дракона в хорошие руки, страница 121 – Марина Ефиминюк

Восхищаться оказалось нечем. Во время художественного приступа в нем опять проснулся творец Янгель Подлунный и натворил дюжину бестий, в которых неуловимо угадывались женские черты. Двухголовая ящерица зайфир, скрещенная с «прекраснейшей Данри», выглядела особенно колоритно.

Пару сочных шедевров я решила сохранить для потомков.

– Хорошо, будут тебе деньги, – согласилась я. – Только не нервничай, иначе жар сильнее поднимется.

– Сейчас!

– Продам рисунки с аукциона и немедленно все верну.

– И когда это случится? – вопросил он и, сдернув со лба влажную салфетку, потряс ею в мою сторону. – Мне уже немного осталось!

– Значит, продам очень скоро. – Я развела руками. – Говорят, после смерти художника рисунки всегда взлетают в цене. Заодно и проверю: врут или нет.

Возникла странная пауза.

– Знаешь, Виталия… – притихнув, Ян снова улегся на подушку, кривовато водрузил салфетку обратно и вытянул руки по швам. – Лучше на эти деньги каждую неделю покупай свежие цветы и приноси на мою могилу.

– Может, я тебе куплю пару замагиченных гладиолусов в горшках? – предложила я. – Они никогда не завянут. Или хвойное дерево в кадке. Красиво будет смотреться.

– Нет! – с трагизмом в голосе пробормотал он. – Только живые цветы. Ярко-алые розы в цвет моего разбитого сердца.

– Надолго денег не хватит, – заметила я. – Максимум на пару месяцев.

– Продай еще с аукциона портрет, – немедленно предложил он.

– То есть не надо его сжигать? Уверен? Мне несложно выполнить последнюю волю умирающего.

– Да не надо ничего жечь! – снова вызверился хворый, как вполне здоровый.

– Договорились, – согласилась я. – Ничего не палим, все художества сбываем с молотка.

На этой позитивной ноте Илайс привел лекаря. Тот сочувственно покачал головой, заставил Яна задрать рубашку и послушал через трубку впалую грудь. Пощупал что-то на шее и заключил:

– Обыкновенная простуда. На Сарвате одноликие с непривычки часто начинают болеть. На улице жарко, в помещениях холодно, напитки ледяные. Теплое питье, жаропонижающее снадобье и ополовиньте плошки с охлаждающими камнями. Через пару дней вообще забудет, что болел.

– Что он сказал? – Художник испуганно приподнялся на локтях и поймал сползшую на глаз тряпицу.

Лекарь пообещал прислать в преподавательский пансион флакон с лекарством и раскланялся.

– Почему он уходит? – От паники у Яна подозрительно заблестели разноцветные глаза, может, собрался порыдать над загубленным на чужбине здоровьем. – Почему вы все молчите? Илайс, друг мой драгоценный, не щади меня и ответь! Это все-таки смертельно? Сколько мне осталось? Говори как есть!

– Лет пятьдесят, – хмыкнул тот и, склонив голову к плечу, внимательно присмотрелся к приятелю. – Но скорее поменьше.

– В каком смысле? – не понял Ян и повернулся ко мне. – Я чего, не умираю?

– Господин Лунецкий, у вас банальная простуда, – сухо пояснила я. – Не знаю ни одного человека, который умер бы от насморка.

– Но это драконьи сопли! – воскликнул он. – Они крайне опасны для обычных людей.

– Мы не страдаем простудами, – фыркнул Илайс, так сильно расстроив страдальца, что тот швырнул салфетку в миску с водой, повернулся на бок и резко закрылся одеялом с головой. Потом передумал и голову высунул. Видимо, задохнулся.

– Сожгите потрет, – промычал он в подушку. – Выполните последнюю волю умирающего.