Книга Эпоха героев, страница 80 – Нира Страусс

Как только я это сказала, нахмурилась сама.

Я вовсе не собиралась поднимать эту тему. Тем более — здесь.

На самом деле, я планировала игнорировать его — в отместку за его холодность.

— Это не… — Он покачал головой и зажмурился. Когда открыл глаза, его зрачки стали тонкими, как лезвия. Они точно и неотвратимо впились в меня, заставив забыть обо всём: о биение сердца, о лёгком головокружении, о музыке.

— Я стал другим. Это уже не Бельтэйн. Если я прикоснусь к тебе сейчас, чёрт побери, боюсь, я не смогу остановиться.

— Пока звучит только прекрасно. Продолжай.

Он издал сдавленный стон.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь. Я… Это не так просто.

— По-моему, вполне просто. — Я поставила рог на стол. Я его уже допила? Пальцами я провела по его бедру, и мышцы под моей ладонью напряглись.

— Это касается только тебя и меня.

Почему я продолжала настаивать? Тьма зашипела, и я не могла понять — подбадривала ли она меня или тревожилась по другой причине.

— Это не то место. Мы окружены врагами. А то, что я хочу с тобой сделать… То, чего жажду я и дракон внутри меня… — это не для удовольствия. Это не то, что этот ублюдок фэйри хочет сделать с той женщиной сегодня ночью. — Он наклонился ко мне, мягко прижимая к подушкам. Мой пульс участился. Между ног вспыхнула больная пульсация, и я сжала бёдра, чтобы не выдать себя. — Я хочу обладать тобой так по-разному, что сам не могу решить, с чего начать. Мечтаю облизывать тебя снова и снова, заставляя кончать на моём языке и на моих пальцах, пока твои кости не станут жидкими. Хочу трахать тебя, чтобы доказать себе и тебе, что ты принадлежишь мне, чтобы у нас не осталось ни тени сомнений, чтобы твоё тело было настолько насыщено мной, что тебе и в голову не пришло искать удовольствие где-то ещё. Я ревную, да, ревную до тех, кто на тебя смотрит, до этого чёртового воздуха, что ты вдыхаешь, до этой одежды, что касается твоей кожи, до того, как твои губы касаются этого кубка. — Его горячее, прерывистое дыхание обжигало мои губы. Его голос стал ниже и хриплее, будто в него вплелось что-то иное. Что-то алчное, грубое, голодное. — Вот в чём, мать твою, проблема, sha’ha. Когда я говорю, что не смогу остановиться, я это имею в виду. Дракон хочет утащить тебя в пещеру, окружить тебя сокровищами, построить для тебя гнездо и наполнить его драгоценными камнями. И иногда у меня не находится разумных доводов, чтобы убедить его, что это безумие. Иногда мне хочется подчиниться.

Он коснулся своих уз и…

Этот голос.

Чистый, необузданный, пробившийся сквозь всё.

Он гремел, как шорох камней, как треск разрывающейся земли, как удар молнии в небе:

Поцелуй её.

Возьми её.

Запечатай связь.

Снова и снова. И снова. И снова.

Это говорил дракон внутри Мэддокса. Его требование. Его жажда.

Неужели именно это слышал дракон каждый день, каждую минуту своей жизни?

Он изо всех сил сдерживался, чтобы не поддаться этим инстинктам, которые считал слишком первобытными, ради моего же блага. И мне следовало бы считать это безумием. Мне следовало бы быть напуганной, правда? Думать, что кто-то может желать меня так сильно, чтобы запереть и владеть мной целиком.

Да, я должна была чувствовать ужас. Захотеть убежать.

Но этого не происходило.

Вместо этого между моих бёдер уже скопилась такая влажность, что мне стало стыдно: не оставляю ли я следов на этих подушках? Здесь, на глазах у всех. С Гвен, напивающейся рядом, и Обероном, выводящим из себя Вел всего в паре метров.