Книга Эпоха героев, страница 130 – Нира Страусс

— Не знаю, что это за дерьмо, но колодец отравлен.

Окружающие нас люди ахнули, переглянулись в ужасе.

— Никто не должен больше пить воду, — сказала я вслух. — Если у вас кто-то заболел — постарайтесь вызвать рвоту. Нужно, чтобы они очистили желудок.

Мужчина, который только что поднял из колодца вёдро, выронил его. Вода выплеснулась на землю. Глиняный пол и песок мгновенно её впитали.

— Что это за яд? — спросил он.

Взгляд Мэддокса в этот момент был смесью огня и холода.

— Мы это выясним. — Он подхватил меня на руки раньше, чем я успела возразить. — Делайте, как сказала моя спутница. Предупредите всю Анису: вода отравлена.

Он взмыл в небо с мощным взмахом крыльев и полетел низко над крышами к месту, где акведук проходил недалеко от кварталов, но всё ещё находился внутри цитадели. Там он, не задумываясь, врезал кулаком в маленькую стенку из камня, покрытую мхом. Та разлетелась, открыв деревянный канал, по которому мощной струёй текла вода — вниз, к людям. Та самая вода, за которую герцоги брали с бедняков плату.

Сначала я не почувствовала ничего. Но для Мэддокса запах был нестерпим. Глаза его наполнились слезами.

— Что-то знакомое, но…

Что-то фиолетовое колыхнулось в мутной воде. Я, не думая, хлестнула тьмой, вытянула это из потока, и когда цветок коснулся моих пальцев, мир под ногами раскололся надвое.

Мэддокс увидел — и тоже узнал.

— Аконит.

Одно из самых смертоносных растений королевства… для людей. Сидхи обычно могли справиться с природными ядами. Людей же убивала капля. Крупинка.

Всего за несколько часов.

Безо всякого противоядия.

Я провела пальцем по лепестку — вытянутому, в форме нектарника, цвета моих глаз. Внутри меня поднималась буря. Яростная. Беспощадная.

Я вновь посмотрела на поток. В воде иногда проплывали фиолетовые лепестки. Немного. Редко. Почти незаметно.

«Отпусти людей, которых держишь здесь как рабов, и позволь беднякам из кварталов выйти на улицу, чтобы выжить».

«Я всегда держу слово».

— Они бросили лепестки в колодец, чтобы яд действовал постепенно. Чтобы люди продолжали пить, не замечая. Чтобы, когда появятся первые симптомы… было уже поздно. Чтобы…

Руки Мэддокса обвили меня. Большой палец погладил щеку — и только тогда я поняла, что плачу.

— В этом нет смысла, — прошептала я, всхлипывая. — Мэддокс… это не имеет никакого смысла…

— Знаю. — Он обхватил мою шею, заставляя посмотреть на него. В его взгляде бурлило то же, что и во мне. И всё же — то, что чувствовали мы, не шло ни в какое сравнение с тем, через что проходили сейчас сотни в этих кварталах — и те, кто умирал, и те, кто их любил. — Они заплатят за это.

О да. Заплатят.

Я заставила себя дышать ровнее. С сердцем было сложнее.

— Вернёмся к Хейзел и её семье. Мне нужно…

— Мне тоже.

Когда мы вернулись, тревога уже переросла в панику и горе. Я чувствовала, как внутри меня что-то дёргало — резко, болезненно. Души. Повсюду ускользающие души. Я приняла всех, кого могла. Всех, кто был рядом и искал во мне прибежище. И спрятала слёзы, когда снова вошла в этот дом, в эту вонючую комнату…

Имса уже не был зеленоватым. Он был белым. Совсем белым.

Мать обнимала его, рыдая. Братья сидели, не понимая, что происходит.

Хейзел взяла меня за руку — в тот самый миг, когда оив Имсы скользнул к моим ступням и впитался в моё естество. Я не смогла ответить ни на один из вопросов, что задала девочка. Я стояла, не двигаясь, пока Мэддокс обнимал её, а смерть продолжала косить людей Анисы.