Книга Опаловая змея, страница 155 – Фергюс Хьюм

Каллистон получил свой титул еще в детстве, и, поскольку родовое поместье находилось в отличном состоянии, к совершеннолетию он имел в своем распоряжении большую сумму денег, чтобы позволить себе потратить их, и он их, конечно, потратил. Скачки и яхты были его главными развлечениями, но при этом, как ни странно, его имя никогда не связывали с какой‐либо известной женщиной, и мало кто из его друзей знал, кроме как понаслышке, о божестве, обитавшем на вилле «Клеопатра». Каллистон влюбился в нее несколько лет назад в деревне и привез в город, поселив в сей прекрасной резиденции, которую она покидала нечасто. Иногда она ходила в театр, иногда гуляла в парке, но так редко, что мало кто знал, кто она. Каллистон очень ревновал ее и лишь изредка приглашал друзей ужинать, но те немногие, кому выпала такая честь, говорили, что это очень красивая женщина с очаровательными манерами. Все ждали, что он в конце концов женится на ней, когда стало известно о его связи с леди Бэлскомб, и с тех пор его чаще видели рядом с этой леди, чем в окрестностях Сент-Джонс-Вуда.

Даукер знал все это из какого‐то таинственного источника, известного только ему одному, и теперь приехал, чтобы выяснить, какое отношение резиденция Сент-Джонс-Вуд имеет к убийству на Джермин-стрит.

Он знал, что Каллистон уехал с леди Бэлскомб, поэтому сказал, что у него есть сообщение от него и он хотел бы видеть мисс Саршайн. Слуга провел его в великолепно обставленную гостиную, где он ожидал появления леди, намереваясь, когда она войдет, расспросить ее обо всех подробностях, касающихся ее горничной Лидии Фенни, в надежде найти виновника преступления. Как только дверь за слугой закрылась, Даукер встал со своего места и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате; его худощавая, одетая в серое фигура казалась здесь печально неуместной.

Стены не очень большой, но роскошно обставленной комнаты были драпированы изящными складками бледно-зеленого шелка, кое‐где перехваченными толстыми серебряными шнурами. Ковер, тоже бледно-зеленый, был расшит букетами белых цветов, а занавески на окнах струились мягким белым шелком. С одной стороны комнаты находились два окна в глубоких нишах, заполненных яркими цветами, в основном белыми, а в конце комнаты раздвижные двери вели в оранжерею, заполненную папоротниками и белыми цветами. Посередине небольшой фонтан с хрустальным звоном лил тонкие струи воды в широкую мраморную чашу. Повсюду стояли низкие бархатные кресла, столы были завалены безделушками и фотографиями в потемневших серебряных рамках, а на ковре тут и там лежали шкуры медведей и тигров. В отличие от большинства гостиных, здесь имелось только одно зеркало – маленькое овальное стекло над каминной полкой, обрамленное бледно-зеленым плюшем. В углах виднелись высокие пальмы и другая тропическая растительность, перемежавшаяся с белыми мраморными статуями, выглядывающими из‐за их зеленых ветвей. В углу расположился красивый рояль, на котором лежало множество нот. Комната освещалась двумя или тремя высокими медными лампами с ярко-зелеными абажурами, затянутыми кремовым кружевом, а прямо над роялем висела несколько причудливая коллекция оружия, расположенного в весьма экзотичной манере. Шотландские мечи, индийские кинжалы и малайские крисы^[7]были собраны вокруг небольшого серебряного щита с красивым тиснением, и хотя поначалу они казались несколько неуместными на фоне богатых шелковых занавесей, но когда глаза привыкали к ним, неприятный эффект пропадал.