Книга Тайна двух лагерей, страница 79 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Гуров хорошо знал, как курят люди и как это соотносится с душевным состоянием курильщика. Было время, и он тоже курил, и хорошо понимал всю суть этого процесса, о чем манера курильщика может рассказать. Горбунов курил сильными тяжкими затяжками, рука с сигаретой подносилась к лицу с какой-то нервной напряженностью. Такие жесты обычно хорошо соотносятся со слезами на глазах, когда человек еще и глотает свои рыдания или еле справляется с ними. По тому, как человек ест, как курит, очень хорошо определять, что творится у него внутри.

– Александр Николаевич? – Гуров медленно подошел и встал рядом с Горбуновым.

Мужчина повернул голову, как-то уж очень внимательно осмотрел с ног до головы полицейского и снова стал смотреть перед собой, глубоко затягиваясь. Сигарета кончалась, под ногами у Горбунова валялись уже два свежих окурка. И этот, судя по его состоянию, не будет последним.

– Плохо, да? – снова спросил Гуров, приглядываясь к темноте вокруг. Вряд ли они были объектом чьего-то внимания в таком месте и в такое время. Но чем черт не шутит.

– А что может быть хорошего? – отозвался вибрирующим от нервной дрожи голосом Горбунов. – Ответьте мне, что может быть хорошего. Сын в больнице, мне не говорят, что с ним, меня не пускают к нему!

– Успокойтесь, я вам сейчас все расскажу. – Гуров засунул руки в карманы и прижался спиной к стене здания. – С вашим сыном сейчас все в порядке. Пока все в порядке.

– Что значит в порядке, что значит пока… – начал горячиться мужчина, но Гуров его осадил:

– Тише вы, разбудите весь лагерь, и все будут знать о ваших проблемах. Тише! Все в порядке – это значит, что он поступил в клинику на «Скорой помощи» вовремя. Ему помогли, сняли критическое состояние. Я скажу вам больше, скажу, что ваш Дима сейчас в безопасности под охраной полиции.

– Где? В тюрьме? – голос Горбунова как-то сразу сел и перешел на хриплый шепот.

– Не в тюрьме. Тюрьма – это слишком заметно. Мы его временно поместили в психиатрическую лечебницу. Мы его спрятали там, где до него не дотянутся его дружки, которым он задолжал такую сумму, что его могут просто на куски порезать. И пока мы с ними не разберемся, Диме лучше полежать в клинике.

– Боже мой, – простонал Горбунов, закрывая лицо руками. – Боже мой, как я уже устал от всего этого. Столько лет, столько лет, с самого подросткового возраста Димы я постоянно вытаскиваю его из беды, из плохих компаний, оберегаю от неприятных знакомых. А он снова и снова умудряется вляпаться в какие-то истории, как будто они притягивают его. Или он их притягивает. Сколько же можно, сколько можно и когда это кончится. Наверное, я просто умру в какой-то момент от инфаркта, и для меня все окончится. Но мне больно сознавать, что для него тогда наступят совсем страшные времена. Его некому будет спасать. Его же будут искать! Господи, Лев Иванович, вы только скажите, Дима в безопасности, ему ничто не угрожает?

– Я вам клянусь, что ваш сын в полной безопасности и ему ничто не угрожает, – спокойно заверил Гуров. – Он под нашей охраной. Но чтобы он и на всю оставшуюся жизнь был в безопасности, мы должны схватить за руку тех, кто угрожает ему, угрожает вам, Александр Николаевич! Вы понимаете меня?

Горбунов посмотрел на Гурова и сделал шаг, чтобы отшатнуться в сторону, но потом опять замер, безвольно опустив голову. И тогда Гуров понял все. Все сложилось в одну картину, весь пазл с его замысловатой формы фигурками, разбросанными вокруг. Сыщик почувствовал, что собеседник успокоился, тот достал очередную сигарету и никак не мог прикурить. Спички ломались в его пальцах. Гуров отобрал коробок и зажег спичку. Огонек осветил кончик сигареты и зловещее мрачное лицо Горбунова.