Книга Тайна двух лагерей, страница 107 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Да почему ты так решила?

– Ну а куда ему еще деваться от такой, как я? Вечно работаю, а все свободное время посвящаю только ему. Виталик родненький, Виталик гениальный, Виталик – непризнанный мастер своего дела. Но самое смешное, что я так действительно думаю. Мне нравятся его работы, и я искренне не понимаю, почему моего мужа как художника никто в упор не видит. Другие-то вон как поднялись, а рисовать даже не научились. Мазнули кистью по бумаге два раза – и выставили «шедевр» на продажу. И ведь такую хрень покупают, Лева, ты не поверишь!

– Стоп, стоп, стоп, – остановил ее Гуров. – Значит, ты полагаешь, что Виталий ушел от тебя из-за того, что ты… прости, конечно… задушила его своей заботой?

Женька качнула головой:

– Нет. Виталик любит, когда о нем заботятся. Так уж вышло, что он за мной как за каменной стеной. Но думаю, он просто устал от того, что я постоянно напоминала ему о том, как он хорош в своем деле. Я раздавила его, и он не выдержал. Представь, что тебе каждый день твердят, как ты прекрасен, но жизнь это никак не подтверждает. И ты, конечно же, рано или поздно устанешь это слышать. Тебя станет раздражать похвала, слова поддержки и подобное. С мужем это и произошло. В таких случаях мужчины ищут другую женщину. Не ту, которая превозносит, а ту, которую нужно превозносить.

– И ты решила, что он не просто устал слушать твои дифирамбы, а нашел себе любовницу? Уверена в этом?

– Мужики в никуда не уходят, – подтвердила Женька. – А я ему звонила всю ночь. Но в ответ только длинные гудки.

Разговор незаметно потерял смысл. Женька давила на свое на женское, но факт оставался фактом – Бессольцев исчез, а связь с ним была потеряна.

– Он куда-то собирался? – спросил Гуров. – Может, и нет никакой любовницы, а ты просто пропустила мимо ушей что-то, о чем он упоминал?

Ему вдруг в голову пришла идея накормить соседку. Еда не алкоголь, размягчит кого угодно. Гуров подошел к холодильнику, заглянул внутрь и вздохнул. Когда он оставался один, то мог питаться святым духом, но подавать его гостям не решился бы. Взгляд упал на полку с яйцами и половину луковицы. Вот и славно, угощение получится отличным.

Пока он возился у плиты, Женька вяло обстреливала его спину монотонным бормотанием о том, что она всю жизнь положила на Бессольцева, а он взял и подставил. Изредка Гуров разбавлял ее показания уточняющими вопросами, а сам старался побыстрее справиться с яичницей.

– Виталий вчера весь день с кем-то разговаривал по телефону. Обычно ему редко кто-то звонит, а разговоры короткие. Но тут он просто пришил трубку к уху. Да еще и у себя закрылся, чтобы я не слышала. Я помнила, что вы сегодня должны были встретиться, вот и решила, что договариваетесь. А вечером он появился на пороге кухни со своей кривой улыбкой на роже. Я бы даже сказала, что он был слишком веселым. И таинственно на меня так смотрит. Хитро так, скотина! Заявил, что ему нужно срочно куда-то там поехать, и попросил быстренько его чем-нибудь покормить. Поклевал из тарелки, даже не присел. А потом смотрю, а он сумку собирает.

– Сумку?

– Ну да, дорожную. Кладет туда футболку, кеды свои старые. Кедам этим лет двадцать. Они страшные, драные, шнурки уже крошиться стали. Я их пару раз попыталась отправить на помойку, но слышал бы ты, как мой на меня орал! Такие, мол, уже не выпускают! Вцепился в них, будто они бриллиантовые. Память о юности, говорит. Спрашиваю: «Виталь, а куда это ты на ночь глядя?» Он в ответ заржал: «На теннисный корт, не видишь, что ли?» И попросил ни о чем не расспрашивать. Поцеловал в щечку и уехал.