Книга Чужие игры. Столкновение, страница 66 – Вадим Панов

– А я попробую выпрямиться.

– Ну, попробуй…

Однако с первого раза не получилось. То ли Диккенс не удержалась, то ли Павел слишком резко стал подниматься, но попытка завершилась тем, что девушка соскользнула вниз, а через секунду рядом с ней рухнул Вагнер.

– Я думала, у тебя полно сил, – сообщила Диккенс, вытирая выступившую на лбу кровь.

– С чего ты взяла?

– Ты ведь на ногах.

– Мне положено, – усмехнулся Павел. – Я – офицер.

– Ты – кадет.

– Я произведен в старшие помощники.

– И поэтому стоишь на ногах?

– Капитан в коме, – объяснил Павел. – Я принял командование и должен оставаться на ногах до тех пор.

– До каких пор?

– Пока жив кто-то, кроме старшего офицера, – сообщил Вагнер. И с улыбкой добавил: – Я, Диккенс, несу за вас ответственность и обязан умереть последним.

Он с трудом поднялся, упираясь руками в стену, затем согнул ноги в коленях, правой рукой обхватил девушку под мышками и рывком поставил на ноги.

– Вот так!

– Спасибо.

– Заканчивай!

– Сейчас… – Девушка макнула импровизированную кисточку в банку с маслом и продолжила задуманное. – Я скоро…

Работы действительно оставалось немного, и несмотря на то, что из глаз художницы сочилась кровь, было видно, что она успеет закончить.

– Смешно, – неожиданно сказал Павел, тяжело упираясь в стену.

– Что именно? – спросила Диккенс.

– Когда мы познакомились, ты тоже рисовала…

Орбитальная станция «Надежда Илона» 20.12.2036

Сколько Диккенс себя помнила – она всегда рисовала. Всегда и везде. Мама учила ее рисовать ладошками: открывала баночки с красками, разбрасывала вокруг листы бумаги и не мешала, позволяя малышке делать все, что заблагорассудится. Мама у Диккенс тоже была художником, мечтала, чтобы у дочери открылся талант, и ее мечты сбылись. В семь лет девочку взяли в лучшую художественную школу королевства, в двенадцать ее акварели произвели переполох, и критики заговорили о персональной выставке. Но родители не торопились превращать ребенка в вундеркинда, здраво рассудив, что ранняя слава мимолетна, поэтому выставка состоялась лишь этим летом и подвела итог под школьными годами.

А после нее последовала победа в «Фантастическом Рождестве».

Диккенс рисовала всегда: дома и в поездках, в студии и на улице, забывая обо всем и поглядывая на часы, но ничего более необычного, чем рисование в невесомости, с ней не случалось. Необычного во всех смыслах: вид далекой Земли разгонял фантазию, а необходимость пристегиваться и следить за тем, чтобы не улетел карандаш, добавляла ощущений. Не мешала, как опасалась девушка перед полетом, а создавала настроение.

Диккенс расположилась в «главной гостиной» станции «Надежда Илона», в большом шарообразном отсеке с огромным, направленным на Землю иллюминатором и, по обыкновению, увлеклась, не слыша и не видя ничего вокруг. Она писала не планету, которая лежала под ногами, а мир, который увидела, оказавшись на орбите. Мир новый и неожиданный. Она писала свою изумленную душу…

– Я думал, сейчас рисуют в цифре.

Голос прозвучал настолько неожиданно, что девушка вздрогнула и даже коротко вскрикнула.

– Извините, – растерялся подплывший сзади Павел. – Я должен был предупредить о своем появлении. Хотя бы кашлянуть…

Молодой человек в темно-синем комбинезоне Флота выглядел настолько смущенным, что Диккенс стало неловко.

– Ничего страшного, я увлеклась и не заметила… – пробормотала она. – То есть не услышала…

Услышать плывущего в невесомости человека не было никакой возможности, и когда Диккенс это сообразила, то окончательно смутилась, замолчала и улыбнулась.

– Здесь очень красиво, – космонавт кивнул на иллюминатор, точнее на Землю, что висела в бесконечности космоса прямо под ними. – Однажды я потерял счет времени и получил серьезное взыскание.

– Значит, вы меня понимаете.

– Конечно, понимаю. – Он протянул руку: – Меня зовут Павел Вагнер, я состою в команде «Чайковского» и буду сопровождать вас на Луну и обратно.

– Вы офицер Флота?

– Еще нет, мисс Диккенс, – ответил Вагнер. – Я – кадет последнего курса Космической академии. Прохожу на «Чайковском» практику.

– Я думала, в экипаж клипера входят исключительно профессионалы, – полушутя заметила девушка.

– Именно так, мисс Диккенс: экипаж «Чайковского» состоит из трех профессионалов высочайшего класса, – со всей серьезностью подтвердил Вагнер. – Что же касается кадетов, то согласно Уставу мы – нечто среднее между грузом и пассажирами и занимаемся тем, на что у членов команды нет ни времени, ни желания.

– Судя по тону, вам выпадает самая тяжелая работа?

– И неприятная, – кивнул Павел.

– Сочувствую.

– Все офицеры Флота проходят через нее в обязательном порядке, мисс Диккенс, нельзя сразу стать капитаном.

– Наверное, вы правы.

Повисла неловкая пауза. Она не знала, о чем говорить с будущим офицером Флота, а он вдруг понял, что отвлек художницу от любимого занятия, растерялся и промямлил:

– Вы великолепно рисуете, мисс Диккенс. Но почему…

– Карандашом? – перебила его самбо.

– Да, – выдохнул кадет.

– Я умею работать в цифре, но не люблю, – подумав, ответила девушка. – Не чувствую… В цифре получаются простые картины, похожие на фотографию моих эмоций, а не те, которые захватывают с головой. Поэтому я взяла с собой бумагу и карандаш.

– А как же краски? – осмелел Павел.

– Ждут, когда мы доберемся до Луны, – улыбнулась Диккенс. – Меня попросили не смешивать их в невесомости.

– С удовольствием посмотрю ваши «космические» работы.

– Я тоже!

Бесшумно подплывший Даррел имел все шансы так же напугать девушку, как Вагнер, но Павел заметил юношу и указал на него движением бровей.

– Это мой сосед по креслу, – поморщилась Диккенс, узнав Августа по голосу. – К счастью, не по комнате.

– Добрый вечер, мистер Даррел, – вежливо поздоровался Вагнер.

– Вы знакомы? – удивилась самбо.

– Мы знакомы? – удивился Август.