Книга Космология монстров, страница 85 – Шон Хэмилл

– Я так по тебе скучал, – сказал я.

Она ответила на мои объятия, пронзительно заскулив горловым звуком.

Я погладил ее по спине и почесал за ушами.

– Все в порядке. Теперь я здесь.

2

Заключив сделку, в первую очередь я пошел к Сидни. Публика уже покинула маленький театр в конце длинного коридора, и музыка больше не звучала. Сидни танцевала одна, без всякой мелодии, ни для кого. Когда я вскарабкался наверх и развязал лианы вокруг ее рук и ног, она рухнула на меня, и мы оба чуть не свалились со сцены. Удержав равновесие, я опустил Сидни на пол и положил ее голову на свои колени. Веки ее затрепетали.

– Сидни, – сказал я, погладив ее спутанные волосы. – Сидни, пора просыпаться.

Она резко открыла глаза и прохрипела:

– Папа?

Я кивнул. Так было проще.

– Я не понимаю, – сказала она и по-детски протерла глаза сжатыми кулаками. – Это что, сон?

– Да, – ответил я. – И мне нужна твоя помощь, чтобы разбудить нас обоих. Как думаешь, ты сможешь идти?

Обняв друг друга за плечи, мы заковыляли вниз по лестнице в гостиную. Я опустил ее на диван, сел рядом и взял ее за руки.

– Еще минутка, и ты проснешься, – сказал я. – Но сначала мне нужно, чтобы ты кое-что выпила. – Я встал, взял с кухонной стойки дымящуюся кружку и протянул ей. Она понюхала и наморщила лоб.

– Что это? – спросила она.

– Лекарство, – ответил я. – Понимаю, пахнет странно, но ты должна это выпить.

Она глубоко вздохнула и собралась с духом, но остановилась, услышав громкий стук наверху, сопровождавшийся голосами.

– Что происходит? – спросила она.

– Все тот же сон. Ты должна выпить.

Она поднесла кружку к губам и выпила ее содержимое несколькими короткими глотками. Затем прижала кулак ко рту, словно пытаясь сдержать рвоту. Спустя пару секунд момент тошноты прошел, и она посмотрела на меня более ясными глазами.

– Как ты можешь быть здесь? – спросила она. – Я же видела, как ты умер.

– Это сон, – напомнил я. – А во сне мы можем видеть друг друга так часто, как захотим.

3

Затем я пошел к маме. Она по-прежнему сидела на полу в розовой детской, крепко зажмурившись и сжимая в руках фотографию со своей свадьбы. Черные лозы, имитировавшие беременность, лежали вокруг нее мертвыми змеями.

– Мама, ты меня слышишь? – спросил я.

Она посмотрела на меня и моргнула. Как и Сидни, она оказалась обескуражена.

– Теперь мы можем уйти, – сказал я и протянул ей руку.

Она прижала фотографию к груди и принялась раскачиваться взад-вперед.

– Но мне нельзя уходить, – ответила она.

– Почему?

– Я все испортила, – объяснила она. – Абсолютно все. Я потеряла мужа, лучшую подругу, детей. Я говорила себе, что защищаю их, но… – она покачала головой, – …на самом деле отталкивала. Я не заслуживаю возвращения домой.

Я присел рядом с ней на корточки.

– Понимаю. Было легче позволить нам сбежать и притвориться, будто ничего особенного не случилось. Это легче, чем бороться, надеяться и… держаться. Но ты заботилась обо всех нас, несмотря на болезни, нищету, потери и попытки самоубийства. Ты сделала «Блуждающую тьму» центром нашего мира и научила меня в нем ориентироваться. Только благодаря тебе я могу вернуть всех нас домой. И тебя тоже, мама.

Она не стала избегать моих объятий. Напротив, наклонилась и обняла меня сама.

– Я так соскучилась, – призналась она. – И так скучаю по вашему отцу…

– Я знаю, – ответил я. – Но кошмар вот-вот закончится, и вновь засияет свет. Я не могу вернуть папу, но способен вернуть почти всех остальных. Просто пойдем со мной в гостиную…

4

В третью очередь я пошел к Юнис. Из всех, кого я освободил, она оказалась единственной, кому потребовалась помощь Лианан. Ее прокололи черными лозами и привязали к столу, приказав писать до преображения, и Лианан пришлось залечивать ее раны, чтобы она не истекла кровью. После того, как Лианан втерла ей специальную мазь и ушла, Юнис села у стола, слегка покачиваясь и глядя куда-то вдаль.

Я дотронулся до ее руки, и она вскрикнула. Я тут же отдернул руку.

– Прости, – сказал я.

Она продолжала раскачиваться и вздрагивать, как буй на неспокойной воде. По щеке ее скатилась слеза.

– У меня есть для тебя кое-что, – сказал я, засунув руку в карман и вытащив оттуда бумажку с номером Брин.

Она взяла ее почти машинально, но хотя бы перестала смотреть невидящим взором и сфокусировала взгляд на бумажке.

– Брин, – произнесла она ровным безэмоциональным голосом.

– Она работает в аптеке, – сказал я. – Она всегда хотела встретиться с тобой и помириться, но боялась, что ты не захочешь с ней разговаривать.

– Брин, – повторила она несколько более живо, затем слегка улыбнулась. – Но ты же всегда ее ненавидел.

– Я ведь тоже хотел все уладить с тобой, но не знал как. – Я снова прикоснулся к ней, и в этот раз она позволила мне взять ее за руку. – Будешь ты звонить Брин или нет, но ты заслуживаешь счастья. Кэролин и Дэннис скучают без тебя.

– Кэролин. Дэннис…

Имена детей придали ей сил для пробуждения. Она позволила мне отвести ее в гостиную, взяла в руки кружку с «чаем», но, прежде чем выпить, критически ее осмотрела.

– Что это? – спросила она.

– Отвар из цветка, который растет только в этом мире. Я называю его «эбеновой нежностью». Он может ввести в транс, усилить внушаемость и даже изменить воспоминания.

Юнис оторвалась от питья.

– Я хочу обо всем забыть, – сказала она.

– Все исчезнет, как дурной сон, – ответил я.

– Но зачем? Почему ты просишь меня его выпить?

– Это часть сделки, которую я заключил, – объяснил я. – Ты отправишься домой, но твоя память останется здесь. Как только ты допьешь чай, я помогу тебе забыть.

– А как насчет тебя? – поинтересовалась она. – Кто поможет забыть тебе?

Я не ответил. Но казалось, она и так поняла всю важность того, о чем я умолчал. Она схватила меня за руку так сильно, что я почувствовал боль.

– Эй, – сказал я. – Кого я больше всех люблю?

– Маленький принц… – откликнулась она. Затем поставила кружку и взяла меня за вторую руку. – Позволь мне насладиться этим моментом с тобой. Еще немного, пожалуйста.

5

Небо Вандергриффа уже розовело по краям, когда Юнис, пошатываясь, брела по улице к своему дому. Ее одежда, покрытая коркой из засохшей крови и грязи, была прорвана в тех местах, где ее проткнула лоза. В предрассветных сумерках ее лицо выглядело бледным и вялым, и, несмотря на то что смертельные опасности остались позади, ей все еще недоставало сил. При каждом шаге она вздрагивала и шипела сквозь стиснутые зубы.