Онлайн книга «По воле Посейдона»
|
Большинство морских разбойников хотели всего лишь безнаказанно грабить тех, кто не сопротивляется. Что может быть лучше выгоды без риска? Но если бы вдруг оказалось, что эти пираты — исключение, Менедем вполне мог бы оказаться голым, в цепях на рабовладельческом рынке в Карфагене… Или и вовсе закончить жизнь на дне морском, где маленькие крабы вгрызались бы в его глазницы, чтобы попировать тем, что найдется внутри черепа. Люди на борту пиратского судна завопили и стали потрясать кулаками в сторону приближающейся «Афродиты». Некоторые кричали по-эллински, остальные — на разных местных языках. Команда «Афродиты» выкрикивала в ответ проклятия и непристойную брань. Один абсолютно голый пират встал со своей скамьи и демонстративно помахал гениталиями в сторону команды акатоса, как те люди на агоре, что желают потешиться над рабынями и женами бедных крестьян, пришедшими на рыночную площадь, чтобы сделать покупки и посплетничать. — Даже у мыши я видел куда больший член! — завопил Диоклей, не пропустив ни единого удара колотушкой в бронзу. Пират-эксгибиционист мгновенно сел; он, должно быть, достаточно хорошо понимал эллинский, чтобы оскорбление попало в цель. А потом команда «Афродиты» взорвалась радостными криками: когда до вражеского судна оставался всего один полет стрелы, оно круто развернулось влево, будто собиралось уйти от торговой галеры. «Пират» быстро двинулся на север, подобрав парус так, что тот прильнул к рее. — Сбавь темп, — велел Менедем Диоклею. — Все равно нет никаких шансов его догнать. В Эгейском море мы уже убедились в этом. — Сейчас сбавлю, — ответил начальник гребцов. — Судя по тому, как пираты удирают, можно подумать, что за ними гонится пятиярусник. — Судя по тому, как они удирают, пятияруснику было бы не под силу их догнать, — сказал Менедем. — Гемиолия или, скажем, триера еще могла бы это сделать. Но пятиярусник слишком неповоротливый, тяжелый и неторопливый — в точности, как и мы. Он потряс кулаком в сторону удаляющегося пентеконтора. — Мне бы хотелось увидеть всех пиратов с этого судна распятыми на крестах, — сказал Диоклей. — Если уж на то пошло, мне бы хотелось увидеть всех пиратов мира распятыми на крестах. — Я бы тоже не прочь на это посмотреть, — ответил Менедем, — но не думаю, что такое когда-нибудь случится. Деревьев на земле не хватит, чтобы сколотить кресты для всех пиратов. Начальник гребцов фыркнул и сплюнул в море. — Ха. Это было бы весело, если б только можно было повеселиться — понимаешь, что я имею в виду? — Разве я не сказал только что то же самое? Менедем заговорил громче, чтобы его услышали все гребцы: — Хорошо поработали, парни! Мы испугали еще одного грифа. А теперь — гребцы левого борта, сушите весла, гребцы правого борта, вперед! «Афродита» развернулась влево почти на месте. Ее нос снова нацелился на Гиппоний; Менедем снял с весел каждого борта половину гребцов и двинулся к гавани, до которой теперь было на несколько стадий больше, чем в тот миг, когда Аристид заметил пентеконтор. — Да, это было захватывающе, — заметил Соклей, поднимаясь по ступенькам на ют. — А ты ожидал, что в море будет скучно? — спросил Менедем. — Тем, кто предпочитает скуку, лучше не покидать Родоса. — Даже там необязательно должно быть скучно, — возразил Соклей. — Кто знает, что македонцы там учудили, пока мы здесь, на западе? — Ты прав, — мгновение спустя ответил Менедем. — Хотел бы я, чтобы ты ошибся, но ты прав. — Надеюсь, генералы ничего такого не затеяли, — продолжал Соклей. — А если и затеяли, надеюсь, они дерутся друг с другом, а не с Родосом. Только когда живешь в полисе, где так много генералов, невольно начинаешь беспокоиться. — Это точно. — Менедем представил, как они возвращаются на Родос, а там полно воинов Антигона или Птолемея. Страшное зрелище предстало перед его мысленным взором: наемники нагло расхаживают по улицам, богатые семьи взяты в заложники, чтобы принудить весь город к повиновению. А ведь его собственная семья далеко не бедна. Уже не в первый раз Менедем захотел, чтобы Соклей не заставлял его так много думать. Вид италийского берега, омытого лучами заходящего солнца, помог ему отвлечься от мыслей о том, что может происходить сейчас далеко отсюда, на востоке. Похоже, Соклей тоже всеми силами старался об этом не думать, потому что показал на берег и заметил: — Рядом с городом больше зелени, чем в остальных местах. — Кое-кто утверждает, что Персефона якобы обычно является сюда с Сицилии, чтобы набрать цветов, — ответил Менедем. — Уж не знаю, правда это или нет, но вот девушки в Гиппонии действительно частенько выходят на эти луга и делают себе цветочные гирлянды для праздников и всякого такого. — Откуда ты это знаешь? — удивился Соклей. — Ты ведь раньше тут не бывал. — Так говорят в тавернах, — ответил Менедем. — Ты много теряешь, потому что не любишь сидеть и болтать с моряками. — Мне не нравится получать на целый талант никчемной болтовни и на пол-обола действительно интересных сведений, — ядовито заметил Соклей. — Но ведь никогда наперед не знаешь, что окажется интересным, — возразил брату Менедем. Соклей покачал головой. — Нет. Никогда наперед не знаешь, окажется ли вообще хоть что-нибудь интересным. Обычно ничего путного там и не услышишь. Большинство разговоров в тавернах ведут люди, которые рассказывают всякие небылицы: о рыбе, которую якобы поймали, о врагах, которых якобы убили, и о женщинах, которых якобы поимели. Я не знаю, как имя Персефоны вообще всплыло в разговоре в таверне, если только ты не пил с Аидом. Это замечание заставило Менедема расхохотаться. — Вообще-то я и не говорил о Персефоне, я говорил о Гиппонии и о том, какая там стоянка. Он указал вперед. — Места не слишком много, верно? — Верно. — Соклей снова изумленно покачал головой. — Невольно начинаешь гадать — почему кому-то вздумалось построить тут город. — Это точно! — согласился Менедем. — Даже нет нормальной гавани, чтобы поставить судно… Только длинный прямой берег. И жители Гиппония ничего не предпринимают, чтобы исправить дело, вот что удивительно! Никакого тебе мола, чтобы защитить корабли от волн и непогоды, да и причалов почти нет. Если бы Одиссей в наши дни явился сюда, он почувствовал бы себя как дома. — Если бы Одиссей явился сюда, он явился бы на пентеконторе, — сказал Соклей. — Большинство данайцев, которые двинулись на Трою, отправились в путь на пентеконторах, если верить Гомеру. Троянцы небось считали их всего лишь самым большим пиратским флотом в мире. Менедем уставился на двоюродного брата. |