Онлайн книга «Земля мертвых»
|
– Иду. По имеющимся у них первым данным, Юнона Фонтрей только что окончила третий курс Парижской высшей школы изящных искусств. В свободное время она подрабатывала ассистенткой у Собески и других художников. Они подождали в тени листвы, медленно танцующей на плитках двора. Наконец из бамбука вынырнула молодая девушка в грязнущем белом халате. Руки в карманах, сигарета в зубах, на волосах свекольного цвета сидела странная шляпа колоколом по моде двадцатых годов. – Вам чего? – спросила она, не открывая решетку, с таким видом, будто ей в высшей степени плевать на все. – Мы ищем Юнону Фонтрей. – Это я, – сказала она, отпирая ворота. – Что вам надо? – Всего лишь задать вам несколько вопросов. – Пойдемте со мной. Мне надо доделать работу. Они проследовали за подмастерьем художника среди шелестящей растительности, обошли флигель и оказались на заднем дворе, заваленном фрагментами статуй. Даже не взглянув на полицейских, девушка уселась на стул перед бронзовой статуей – младшей сестрой тех, что стерегли сад, разве что эта возлежала на поставленной на козлы доске. – Юнона – ваше настоящее имя? – для начала поинтересовался Корсо. – Придумка моих родителей. Большие оригиналы. В греческой мифологии это покровительница браков. Сами понимаете. Она не выглядела ни удивленной, ни недружелюбной – только безучастной. На вид около двадцати. Она не отличалась красотой (большой нос, наподобие клюва тукана, нарушал всю гармонию ее черт), однако в ней было что-то манящее. Светлые глаза, хрупкое телосложение (едва ли килограммов сорок), невероятная молодость – все придавало ей некую трепещущую ауру, соблазнительность, отчего вас пробивал легкий озноб, как от нежного покусывания в шею… – Сегодня к вечеру должна закончить, – пояснила она, надев горнолыжные очки и вооружившись наждачной бумагой. – Что вы делаете? Счищаете ржавчину? – Это не может заржаветь – это бронза. Но со временем она неравномерно окисляется. – Юнона показала им черные отметины на бедре и конечностях скульптуры. – Похоже на старческую пигментацию. Она принялась энергично тереть наждаком руку статуи. Корсо склонился к ее уху и прокричал: – Вы не припомните, чем занимались в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июня? – Помню. В Школе была вечеринка по случаю окончания учебного года. Я пробыла там до десяти вечера – я играю в духовом оркестре. А потом встретилась со своим бойфрендом. – Как его зовут? Юнона перестала тереть бронзу и усмехнулась: – Филипп Собески. Будто вы не знаете. Слово «бойфренд» применительно к старому сатиру, с которым они только что познакомились, звучало как-то непристойно. Ладно, проехали. – Где вы с ним встретились? – У него в мастерской, в Сент-Уан. – Вы помните, во сколько точно это произошло? – Около одиннадцати вечера. Я взяла «Uber». Вы можете проверить. Корсо ожидал надежного алиби и лжи. Вызов такси мог оказаться предумышленным, но означал бы реальное сообщничество, а он в это не верил. Девчушка вполне могла быть влюблена в Собески – но вряд ли стала бы сообщницей в ужасах, которые он сотворил с Софи и Элен. – Вы провели с Собески всю ночь? – Да. – Сколько часов вы бодрствовали рядом с ним? – Не меньше чем до четырех утра. Он всегда готов, с ним не соскучишься. И сам часто говорит: «Я как лук-порей: борода белая, а кончик еще зеленый». Корсо не отреагировал на шутку – он уже начал привыкать к вульгарности Собески. Процесс нанесения ран, продолжавшийся долгие часы, предполагал, что убийца находился со своей жертвой бо́льшую часть шестнадцатого и семнадцатого июня. Собески покидает сцену. – Мадемуазель, – сделал он еще одну попытку, – наше расследование касается убийств, совершенных с… омерзительной жестокостью. Ваше свидетельство имеет первостепенную важность. Если вы сколько-нибудь сомневаетесь… – Я вообще не сомневаюсь. Этот вечер мне явственно запомнился. – Лжесвидетельство карается как минимум пятью годами заключения. Юнона даже не удостоила его ответом: она со спокойным видом снова взялась за шлифовку бронзы, отчего над ее руками поднялось легкое облачко зеленой пыли. Чтобы не уходить вообще ни с чем, Корсо позволил себе еще несколько вопросов: – Могли бы вы назвать ваши отношения с Собески регулярными? – Скорее пунктирными. – То есть? – Мы встречаемся – отлично. Не встречаемся – тоже отлично. – Как долго продолжается ваша связь? – Два года. – Где и как вы познакомились? – В Школе изящных искусств. Он пришел рассказать нам свою историю. Корсо представил себе раскаявшегося арестанта, выступающего перед аудиторией покоренных его личностью студентов с повествованием о своем призвании художника. И почувствовал, как в нем растет острая антипатия к этому мерзавцу, – но действительно ли он убийца? – Сыграл ли свою роль в вашей привязанности к Собески тот факт, что он признанный художник? – Нет. Я не нуждаюсь в наставнике. – А то, что он бывший преступник? – Да. Корсо вздрогнул. Юнона улыбнулась ему краешком губ и продолжала водить наждаком туда-сюда по бронзовому торсу. – Вы ведь именно это хотели услышать, верно? Она сняла лыжные очки и остановилась, чтобы перевести дух. – Эх, отправила бы я это старое дерьмо на свалку! – Вам не нравятся эти скульптуры? – А вам нравятся? – А в чем заключается ваша собственная работа? Она указала на накрытый грязной тряпкой предмет, лежащий на табурете в нескольких метрах от них: – Я делаю миниатюры. – Что они изображают? – Я не могу вам показать. Они сохнут… Корсо спиной ощущал улыбку Барби – его напарницу забавляла эта развязная бунтарка, нисколько не напуганная ее шефом. – Как вам кажется, сейчас Собески испытывает какие-нибудь неосознанные жестокие стремления? – Откуда мне знать? – ответила она, доставая из кармана халата пачку сигарет. – Во всяком случае, со мной он всегда нежен, как ангел. Корсо задумался о том, каким нежностям бывший арестант мог предаваться со своей воскресной Камиллой Клодель. Приходилось ли ей снаряжаться поясом с притороченным фаллоимитатором, чтобы старый фавн кончил? |