Книга Загадка Ленина. Из воспоминаний редактора, страница 44 – София Таубе-Аничкова

По приезде в город я снова наняла рекомендованную прислугу.

Рыдая, она рассказала мне, что муж оставил ее на произвол судьбы вместе с новорожденным ребенком, и умоляла приютить.

— Дите отвезу родителям в деревню и буду у вас, как своя.

Я сжалилась над ней и взяла. Через две недели, вернувшись домой, я не нашла ни прислуги, ни всех приобретенных мною после большого грабежа вещей, мехов и прочего.

С семнадцатого года это был пятый и самый дерзкий из всех, ибо воровка оставила свой паспорт, и мне была известна деревня, где находился ее ребенок.

Но и на этот раз, невзирая на то что грабительница была найдена у своих родителей, хлопоты об ее аресте не дали результатов, а я, дабы не начать, в конце концов, сомневаться в самой себе, решила без оглядки бежать из СССР.

Странную историю — странную, потому что она произошла с революционными, то есть несклонными к вере в чудесное солдатами, — пришлось мне услышать при посещении Китайского дворца ^[109] Екатерины Великой, в Ораниенбауме.

Одноэтажное здание с громадными полукруглыми окнами-дверьми расположено уединенно, в саду, разбитом некогда под личным наблюдением великой княгини Екатерины Алексеевны. Вокруг еще сохранились слегка поврежденные временем белые мраморные скамьи и статуи, в анфиладе великолепных покоев современная эпохе обстановка, а на стенах и потолках живопись знаменитых художников.

В 1919 году, во время борьбы за Красную Горку, здесь были расквартированы солдаты, и, конечно, с их уходом исчезло большинство исторических ценностей.

— Унесли сколько руки могли захватить. Даже подушки и покрывало с постели Екатерины взяли, — поясняет проводник.

В одной из зал на колоннах — ряд бюстов, сподвижников Екатерины: Бестужев, Потемкин и среди них бюст… Луначарского.

— Как он попал сюда? — изумленная спрашиваю я у сторожа.

— А это Совет поставил, потому один из старых разбился, так чтобы пустого места не было. Все красивее.

Резкий контраст со светлыми и какими-то жизнерадостными покоями Екатерины представляют комнаты цесаревича Павла, которого иногда привозила сюда великая княгиня. Мрачные, как и его трагическая судьба, они сохранили много современных ему мелочей, и на мой вопрос, что остановило здесь солдат от грабежа, проводник рассказал мне странную историю ^[110].

— Дело тут вышло такое особенное, что не посмели взять. В этом самом девятнадцатом году заняла дворец рота красных. Ну, разбрелись на ночевку кто куда, а трое попали в эти самые Павловы покои, кинули на пол шинелишки и легли в ряд. Солдатский сон известно какой: ранец под затылок, и уже готов. А только тут вышло по-иному: не успели товарищи глаз завести, прямо в самые уши им как застонет кто-то, да в голос, так все трое друг к дружке враз оборотились и, как по команде, спрашивают: «Чего скулишь в самое ухо?»

Но как никто из товарищей не сознался в стонах, осерчали один на другого: не такое, мол, время, чтоб шутки шутить, коли завтра может помирать придется.

Разбрелись сердитые по разным углам, накрыли головы шинелями и только надумали спать, как опять то же. Еще пуще надрывается, прямо хоть на помощь беги, а к кому — неизвестно.

Ну, видят дело-то подозрительное выходит, подхватили амуницию и без оглядки к товарищам.

Рано рассказали своим о случае, а ребята их на смех: «Эх вы! А еще красные, революционные борцы… Бабье старое, а не солдаты».

И как пришел вечер, пошли туда на ночевку гурьбой, человек десять, и прежние, значит, с ними увязались.

Только опять вышло то же: выскочили как ошпаренные и шинели бросивши. «Отроду, — говорят — такой страсти не знавали: хуже, чем в бою».

Ну и от вещей по той же причине отказались:

«Возьмешь, — говорят, — а после всю жизнь беды не оберешься».

Из Китайского дворца я отправилась взглянуть на современный супругу Екатерины, императору Петру III, Охотничий домик.

Расположенный на другом конце Ораниенбаума он, как и покои Павла, представляет полный контраст с Екатерининским дворцом.

Еще издали видна заржавевшая флюгарка ^[111] с резными цифрами года постройки этого небольшого дома казенного типа. Ни колонн, ни украшений. Только вокруг высокий вал — дань Петра III своей страсти к военщине.

Живущий при здании сторож, из революционных товарищей, недружелюбный и неразговорчивый, ведет меня по узкой каменной лестнице в третий этаж.

Здесь — в игрушечно-миниатюрной столовой с современными Петру, прекрасно сохранившимися буфетом и посудой — 170 лет назад он бражничал со своими приближенными и «любимой султаншей», как называла Екатерина его фаворитку, графиню Елизавету Воронцову.

Из находящегося в соседней комнате шкафа, сделанного специально для знаменитых солдатиков, которыми забавлялся этот государь всю свою недолгую жизнь, нынче исчезла и эта историческая ценность.

— Женатые товарищи взяли для своих детей, — цедит сквозь зубы, как будто со злорадством сторож.

Кровать из спальни императора при Временном правительстве вывезли в Эрмитаж, но в кладовой Домика и по сию пору свалено много современных Петру вещей.

Среди последних была и скрипка, с которой он, как известно, не расставался до смерти.

— А где же эта скрипка теперь? — интересуюсь я.

— Товарищ комиссар взял поиграть, да еще не вернул.

Высокие, окружающие Домик деревья разрослись, и в окна и без того похожих на гробницу комнат льется тусклый, зловещий свет…

Проходя однажды по толкучке, где производилась тайная продажа золота, я приобрела у спекулянта несколько царских десятирублевок.