Книга Секрет индийского медиума, страница 23 – Юлия Нелидова

Но Ульяна не отпустила бы его сегодня так запросто. Уж слишком он ей докучал, уж слишком часто ставил под угрозу ее планы.

Медленно опустились ее руки, она свесила голову на грудь и стала изображать нечто вроде пляски святого Витта. Руки вздрагивали вдоль тела, словно две белые змеи, голова, безжизненно свисавшая вниз, спущенные на лицо черные локоны подергивались в такт рукам и ногам. Внезапный транс медиумши произвел на гостей ужасающее впечатление. Те, кто был стоек до сей минуты, уже толпились у двери. Стол опустел. Раздавались тихие жалостные вскрики, кто-то плакал. Прямо у порога потеряла сознание одна из барышень и телом своим преградила путь к отступлению части толпы.

Никто не бросился ее поднимать. Мистический ужас парализовал гостей. Словно заколдованные змеи в кувшине факира, они вдруг остановились разом, продолжая наблюдать за тем, как медиум Зои тряслась во власти каких-то неизведанных сверхсил. Сами того не осознавая, они ждали, что же будет. Они забыли про побег, они жаждали зрелищ.

Ульяна успела извлечь из-за пояса «Стрелу амура», как она величала свой маленький, в два дюйма, шприц, купленный ею в Париже, и, не поднимая головы, вытянула руки вперед. До жертвы она бы не дотянулась — стол был широк в диаметре.

— Кто желает знать? — повторила она, но на этот раз несколько громче и еще более устрашающе.

И одновременно шагнула назад с видом внезапно потерявшего зрение и способность ориентироваться в пространстве человека, изображая смену душ в теле. Стул позади нее с грохотом опрокинулся.

Госпожа Михайлова не нашла ничего лучшего, как в страхе, зажав руками рот, отшатнуться и прокричать:

— Петр Евгеньевич, ну, нужно было вам? Беду накликали!

Все вновь прильнули к запертой двери. Ульяна, понимая, что жертва вот-вот ускользнет, бросилась наперерез толпе. Продолжая вытягивать руки вперед и скользя угрем меж фигурами, она изловчилась и вцепилась в горло банкиру, успев всадить в самое основание шеи шприц, впустить лекарство и спрятать инструмент в кулаке.

— Я — Кондратий! Кондратий Селиванов, — не своим голосом чревовещала Ульяна, сжимая пальцы под его подбородком. — Ты хотел знать, где я клад зарыл? Ты? Отвечай, окаянная душа, до чужого добра охотник! Так ж бери золото в обмен на жизнь твою. Клад лежит…

И назвала условленное ею же место, где безделки из ювелирной лавки спрятала.

С криками ужаса — а боли Биреев не почувствовал в панике, даже руки не поднял к воротнику — он заметался, как пойманный зверь, пытаясь сбросить с себя повисшую на шее Ульяну. Та через мгновение обмякла и скатилась на пол, изобразив глубокий обморок.

Толпа, было уже просочившаяся меж двумя створками дверных штор, потянулась обратно. Несколько молодых людей нашли в себе силы, превозмогли страх, опустились, кто рядом с Зои, дабы привести ее в чувство, кто у ног той барышни, что так и лежала в дверях. Принесли графин с водой, передавали из рук в руки, освежали лица.

— Невероятно! Фу, ты, Господи.

— Кто бы мог подумать!

— Откройте ставни! Воздуха!

— Ну и ночка!

— Ну и дела! — раздавался шепот отовсюду. Гости старались подавить страх наигранной шутливостью, в голосах их ясно читалось облегчение.

Самое страшное позади — полагали они.

Но медиум думала иначе. Сцена была тяжелой, но недоигранной. И превозмогая боль в руке — игла в кулаке переломилась, вспорола кожу, — молилась лишь об одном, чтобы парик с ее головы не слетел, не испортив всей картины. Гостям же было далеко не до деталей, к которым Ульяна всегда проявляла излишнюю щепетильность. Биреев, все еще не замечая пульсирующей боли от вколотого спиртового раствора камфары, не обращая внимания на запах, который источает его воротник, тоже облегченно прислонился к стене, улыбался краем рта.

Но раствор уже начинал действовать. И он наконец ощутил, как начинает задыхаться. Как и ожидала коварная Элен Бюлов, сердце его зашлось такой бешеной дробью, что бедный банкир, хватаясь за грудь, стал бросаться из стороны в сторону, не зная, куда себя деть от неприятного ощущения, — не иначе кто-то ворвался в тело и заставляет метаться, как больной падучей.

— Осторожно! — превозмогая наигранную тяжесть в теле и корчась от воображаемой боли, Ульяна приподнялась на локте, а руку, всю перепачканную кровью, протянула Бирееву. — Он покинул мое тело. Но теперь он в вас!

Толпа ахнула.

— Держите его! Держите, умоляю вас! — продолжала стенать Ульяна. До того она вжилась в роль, что даже желания расхохотаться ни разу не возникло. — Это настоящее чудище! Он чуть меня только что не убил…

Она сжалась, спрятала лицо в ладони и совершенно искренне и неподдельно на сей раз разрыдалась. Долгую минуту ее плечи сотрясались от истерического плача. Обычно она прибегала к этой уловке, чтобы скрыть смех, — уж больно часто получалось так, что, играя, невозможно было без умиления и веселья смотреть на лица невольных жертв спектакля. Она и Ромэна учила всегда: если разбирает хохот, закрыть лицо руками и отвернуться, сделав перед этим гримасу понесчастней.

На этот раз Ульяна увлеклась больше обычного.

Всхлипывая, даже подумала: «В следующий раз, если и буду разыгрывать смерть, к примеру, как бы настоящего яду в чувствах не хлебнуть. Ах, до чего я хороша!»

Пока Ульяна изучала природу своего артистизма, Биреева уложили на пол, и несколько человек придерживали его за руки и за ноги.

— Врача! Врача! О господи боже, — стонал он, красный, как вареный рак, извиваясь, как уж.

— Дарья Валерьяновна, и вправду, быть может, стоит позвать…

Ульяна опомнилась, окинув взглядом толпу. Среди гостей не было врачей, она об этом позаботилась заранее, отбирая игроков своим альтернатором, — иначе ей бы пришлось не сладко.

Она поднялась и, шатаясь, приблизилась к лежащему на полу больному. Толпа хлынула от нее в обе стороны, остались только те из мужчин, кто придерживал Биреева за руки. Взору Элен Бюлов открылась чудеснейшая картина, принадлежащая ее кисти, — жалостливо стонущий и корчащийся от внутреннего распирания негодяй, позволивший себе иронию в сторону противника, в стократ его превосходящего.

«То-то же!» — промелькнуло в ее мыслях. Она стояла, с потаенным довольством разглядывая сверху поверженную жертву. Точно так же она ощущала себя лишь единожды, когда облаченная в черную накидку и с маской на лице стояла у подножия разрытой могилы, из которой пытался выкарабкаться насмерть перепуганный Иноземцев.

— Демона надо изгнать, — проронила она тихим, истощенным голосом.

Ее лицо со слегка потекшей у глаз черной краской, делающей ее похожей на утопленницу Мими, с перепачканными собственной кровью щеками, было искажено несчастной гримасой. Вспомнив своего перепуганного Ванечку, она вновь испытала муки совести и даже позволила слезам — горьким и обильным — потечь по лицу. Хоть те окончательно попортили грим.