Онлайн книга «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет»
|
Как-то смотрим, она идёт с автобуса с двумя сумками. Она ещё так хромает – тюх-тюх-тюх-тюх… Я подхожу: – Каламкас Касыбековна, давайте помогу! – О-о, жаксы-ы (хорошо)! О-о! Аксакал! Аксакал! Я говорю: – Почему аксакал? Вы же нас учили, что аксакал – это "белая борода" дословно. – Это ещё означает: "Уважаемый!". Она потом всем говорила, что я аксакал. У казахов к женщинам плохо относятся, так что для неё моё поведение было, как шок. Она два урока рассказывала, что такое аксакал… Так вот, с этими наушниками! У нас есть четыре мальчика – любители радиотелетехники. И вот им надоела вся эта белиберда. Они принесли магнитофон, записали весь урок на плёнку, что-то сделали с пультом этим новым, и весь урок – ровно девяносто минут, куда бы она ни включила, она попадает на эту линию с магнитофоном и слушает этот свой родной казахский язык… эти диалоги. Понимаете? А мы подключаемся к тому, к кому хотим, и разговариваем, и веселимся… Наконец она говорит: – Что такое? Один и тот же диалог! Одно и то же! Сколько можно? Каждый день я даю вам новое… Понимаете, она там в своём углу слушает магнитофон, а мы сами по себе… Целую пару разговариваем. Ну что, думаем, пора кончать! Ребята подумали, подумали, повозились ещё немного, и теперь получилось, что то, что она говорит, ей и возвращается в наушники. Она: – Восемнадцатый! Не перебивайте! Ей в наушники: – Не перебивайте! Она ещё громче: – Не перебивайте! Ну и ей в ответ, естественно, ещё громче звучит: – Не перебивайте! Она же в технике ни бум-бум!.. Она отчаянно: – Не давай! Ей в ответ: – Не давай! Она: – Что не давай? Ей ещё громче: – Что не давай? Уписаться можно!.. Наконец вызвала техников, и те ей починили. – О! Высший уровень! – сказала она удовлетворённо. – А то – на тебе! В этом году только сделали, первый курс пришёл – и всё у меня сломал. Хотя у меня есть полностью инструкция. Как обращаться с аппаратурой. Здесь кнопка первая нажимается, здесь вторая, здесь третья… Однако ребята решили не унывать. Стащили у неё ключи, сделали вторые ключи и наладили аппаратуру так, что теперь, только она входит в класс, изо всех динамиков раздаётся громовое "Саламат сызба, Каламкас Касыбековна", что ничего крамольного не обозначает, а лишь только "Здравствуйте, Тарантас Драндулетовна!". Потом, только она хочет сказать нам: "Встаньте!", из этих же динамиков звучит её же голос, ревущий то же самое, но, естественно, на казахском языке. Ну, и весь урок в том же духе… А сегодня приходит, надевает наушники, а оттуда слышно, как надсадно тужится кто-то на унитазе, а потом "Блю-блю!.." – воду спускает. Смывает! "Пчи-и!.. А-а! У-у! Блю-блю!.. Пчш-ш!..". Ну явный запор!.. Я нажал на тормоза и слез с велосипеда. Если вы уже забыли, то напомню, что я еду в Тель-Авив шакалить, что означает просить подаяние. Так вот, остановил меня израильтянин и жестами попросил помочь открутить гайки, чтобы сменить у своего весьма респектабельного лимузина колесо. Мучался я, мучался, подпрыгивая, падал и, когда уже отчаялся, то неожиданно открутил. Сначала одну, потом другую и так далее… Благодарный израильтянин схватил мою руку и, тряся её, громко и восторженно закричал: – Ёб твою мать! Ёб твою мать!.. – Пожалуйста! – так же вежливо ответил я на его "Спасибо!" выраженное в пожелании плотской любви моей маме, и мы расстались друзьями. К сожалению, с Юрой это произошло как-то не очень… Как только я прочёл ему то, что получилось из его школьных рассказов на бумаге, он замолчал и стал меня избегать. Причём, похоже, не от испуга, что кто-то из знакомых прочтёт, а оттого, что подумал, что и сам смог бы выжать из своего красноречия какую-нибудь литературно-финансовую выгоду. Наивный! Он думал, что литературный талант превратить в деньги – запросто! Как сейчас помню его последнее бескорыстное откровение. Мы сидели в той же уютной микрокухоньке, пили тот же не густо заваренный чай и говорили о том же центре культуры и творческого просвещения. – Педагог по сцецдвижению прямо замучил нас кувырками, – говорил Юра и стыдливо, но с похотью смотрел на уже почти опустошённую трёхлитровую банку с малиновым вареньем. – То ли ему удобно это, то ли он ничего больше не знает, но уже полгода, кроме кувырков, мы ничего не делаем. Заскочит в зал этот деятель, "Кивирок! Кивирок!.." – прокричит и снова в коридор, курить и опохмеляться. А мы кувыркаемся… А что ещё делать?.. Но есть у нас Парнобек Мамын Мамынович. Это – отрубень! Чистой воды самородок! Преподаватель музыки! Доцент! Кандидат музыкальных ведотичечных наук! – Каких? – Музыкально-ведотичечных! Он так называет себя. Тут главное от слова «поведение». Высший его комплимент и оценка – это когда он говорит: – Музыкально ты ведёшь себя!.. В первый раз он меня отметил, когда мы с ним знакомились. В тот день я опоздал, но пришёл в костюме с иголочки. – Заходи, друг, заходи, товарищ! – услышал я неожиданно. – А-а, ты, наверное, долго куришь. Это некрасиво. Здоровью каюк, да и деньги ишаку под хвост. А музыка обогащает человека. И не надо себя насиловать! Надо садиться – садись! Не надо – стой! Зачем будешь себя насиловать? Тут он заметил мой костюм и прямо расплылся в улыбке: – Вот! Смотрите все! Он очень хороший ученик. Очень! Костюм его говорит о его уме. Он умеет хорошо одеться – это вкус! А вкус – это музыка! Это всё связано одной нитка. Красная нитка лежит сквозь всё это. Мысль понимаете? Первое у нас… Я ознакомлю всех с Абаем. Ты тоже, я думаю, полюбишь Абая, потому что Абай – это как вот… солнце! Но Абай – после ознакомления с грамотой. Музыкальной! Семь нот всего. До, ре, ми, фа, соль, ля, си! Так? Ка-ак можно из семи нот писать музыка? Новая! Как получается? Четыре урока на размышление!.. Четыре пары… четыре дня ходили мы и догадывались. Наконец кто-то подсказал ему, что ни к чему бросать свой драгоценный бисер перед теми, кто кончил музыкальную школу или консерваторию. – Та-ак… – сказал Парнобек. – Кто у вас занимался музыкальным образованием? Поднимают руку девятнадцать человек. Только я и ещё один парень без музыкального диплома. – Хорошо. Вы двое будете ходить ко мне на занятия, а остальные будут сдавать зачёт. То есть играть. И каждый урок у нас будет начинаться с песни Абая. Я вам буду петь песню Абая. И он поёт скрипучим голосом "Письмо Татьяны к Евгению Онегину". |