Онлайн книга «Страх (сборник)»
|
«О Господи, только этого не хватало!» Вильгельм хотел отодвинуть рукопись, но, желая как можно скорее избавиться от гостя, пообещал. – У него и на меня-то нет времени, – уходя на кухню, бросила жена. Лева встал, по-дружески приобнял Вильгельма, прижал благодарно руку к сердцу. – Найдет, – крикнул жене на кухню. – Я позвоню, – и раскланялся. Вильгельм неслышно подошел к жене. – А вот и нашел, долго искал, но нашел. Как с обрядом посвящения меня в мужчины? – Ах да, сегодня же суббота… В воскресенье встретился с Яном у входа в музей. Пациент, войдя в зал и повернувшись к Вильгельму, восторженно воскликнул: – Вот это да, я такого в жизни никогда не видел! И понесся вдоль барельефов, к каждому прикладываясь обеими руками. – Красавец! – шлепнул истукана-бородача в шлеме по животу. – Красавица! – восхитился дамой с отбитым носом. Вильгельм опешил – никак не ожидал такой прыти от мальчишки. Его дети, Грегор и Мари, всегда, когда здесь появлялись, а ритуалом стало раз в год посещение Пергамона, скучающе осматривали экспонаты, прилежно читали таблички, по требованию матери включали музейный магнитофон. А для Яна все эти статуи без голов и с головами, без рук и с руками, без ног и с ногами, со стертыми временем лицами были просто людьми, случайно застывшими в камне. Он любовно приникал почти к каждой фигуре, пытаясь уловить взгляд. Двигался легко и непринужденно, ступая с носка на пятку, словно пританцовывая, и Вильгельм с умилением подумал: «Ах ты, воин-индеец, что же ты просишь у духов своих, призывая их к костру!?» И следовал за ним. Иногда тоже, но чуть слышно, ахал, охал. Погладил нагую бронзовую даму, возлежащую на крупном бедре с чашей. У статуи без гениталий сдержанно пояснил Яну, что в битвах настоящие воины теряют не только носы и руки. В подвале у скелета двухтысячелетнего ребенка ему вдруг стало дурно, оставил парня одного. Долго сидел наверху, отдыхая, рядом с девочкой, уговаривающей куклу не плакать. В кафе музея заказали воду и колу. Ян рассматривал купленные открытки и радостно вскрикивал, узнавая знакомые фигуры. Принесли воду, Вильгельм глотнул и, поморщившись, отставил стакан. – Что? – Все перепутали, я просил без газа. – Сейчас, – мальчик сорвался с места. Вскоре вернулся с водой, Вильгельм покачал головой. – Что-то не так? – насторожился Ян. – Мы же заплатили за один стакан. – Они сами виноваты, – возразил Ян. – А вот я бы еще и бутерброд съел. Вильгельм спохватился, принес багет для мальчика, себе кофе. – А как это, после воды – кофе, – поразился Ян. – Нормально. Они сидели, молчали, каждый занятый собой. Было тихо, уютно, со стен мягко светили лампы. Давно так не было Вильгельму легко и просто. От удовольствия прикрыл глаза, словно желая погрузиться в краткий здоровый сон. – А вы улыбаетесь, точно, вы улыбаетесь! – лукаво проговорил Ян. – Ребячество, обыкновенное ребячество, – открыл глаза Вильгельм. – А что в этом плохого – улыбаться, смотрите. – Да, хорошие у тебя зубы, ослепительные! – Какие есть. – У тебя странная походка, – рассеянно заметил Вильгельм. – Какая «странная»? Что вы хотите сказать? Вильгельм опешил и испугался. В долю секунды тот неузнаваемо изменился. Напрягся и приготовился напасть на собеседника, защищаясь от невидимой угрозы, как и Алик на уроках, глаза потемнели. Только что с таким трудом найденное драгоценное доверие растворялось в воздухе. Нужно удержать его, ухватить – исчезнет. – Извини, извини, я ничего не хотел… – он приподнялся. – Наверное, просто устал. Тут такое… И, путаясь в словах, рассказал о журналисте Леве, о его романе, о виски и о неожиданной просьбе. – А зачем вы его впустили? – не сдержался Ян. – Я не впускал, это сын. – Да нет, почему вы не понимаете? У каждого человека своя территория. Вы, как я посмотрю, всех в нее впускаете, потом устаете. Я так не поступаю. – Что ты хочешь сказать, мальчик? Расскажи-ка мне, безграмотному. – Надо уметь говорить «нет» тем, кто от вас что-то требует. Вильгельм рассмеялся. – Минуточку, он не требовал, а просил, и я согласился. – Ну правильно. С вашего же согласия вас будет каждый использовать. – Спасибо, учту. Кстати, как багет, понравился? – Да так себе, с виду только… Знаете, я любил с бабушкой конфеты есть с хлебом. Она приходила, мы садились и закусывали. Было вкусно. Мужчина, сидящий за соседним столом, закашлялся, зачихал, захлопал руками по всем карманам в поисках платка. – Человек заболел, – улыбнулся Вильгельм. Ян задумался, вздохнул и сказал: – Знаете, в детстве я часто болел, лежал в постели и мечтал. Я ведь как тогда думал – все вокруг нас кто-то нарисовал – настолько красиво. – Интересно, а что, сейчас не так? – Ну все изменилось. – Почему? – Если я вам скажу, вам станет горько, горько, и вы разочаруетесь во мне, – поднялся, пора. Вильгельм расплатился, квитанцию не взял. Ян пошел к остановке метро, остановился, обернулся, помахал тонкой рукой, улыбнулся и спустился вниз на станцию. Вечером Вильгельм сел за Левин роман, прочитал первую попавшуюся фразу: «…из новенькой серебристой Audi вышла элегантная, можно сказать, красивая женщина…» – и приуныл. Встал, походил по комнате, нерешительно остановился у телефона, позвонил. – Ну как, понравилось сегодня? – Да, очень, спасибо. – Не было скучно? – Да нет, что вы! – Рад был поговорить, спокойной ночи. – Я тоже, удачи. Успокоившись, сел за стол, но никак не мог начать чтение. Сегодня голос Яна изменился. И не столько голос, сколько душа голоса – из колючей и неприступной в доверчивую и признательную. Перед сном явился замшелый сибирский городок. Зимой вечерами по дворам рыскали стаи парней в поисках легкой наживы, девичьего свежего мясца или деньжонок. Бабушка отправила в киоск за селедкой. Набросив фуфайку, выбежал на улицу. Там его окружили, хищно оглядывая. – Немец, – рыкнул один. – Фашист, – подтвердил самый высокий. А он пристыл к обледенелому снегу на тропинке, дрожал и думал только об одном: разобьют очки, нигде потом не купишь. Не тронули. Незваное воспоминание. Поворочался и заснул. |