Онлайн книга «Каменная грудь»
|
– Напишем жалованную грамоту, – отозвался Доброгаст, – доставай, мытник, писало и бересту. Говорите, люди. Еще ближе придвинулись старейшины братчин – все люди солидные, крепкие: видали всякие виды, хитрые в делах. Домотканые рубахи, окладистые бороды, зеленые веточки за ушами. Засопели. Стало хорошо, уютно. Все понимали, что происходит нечто, доселе невиданное. Мастеровой люд тягается с княжеским двором, предлагает ему свои условия. Старшина кожемяк положил на стол красный, будто бы медный, кулак, оружейник устремил ястребиный глаз на мытника, разворачивающего чистую бересту. Затихли. – Скостить братчинам долг в триста двадцать гривен, – твердо сказал камнетес, и кожемяка пристукнул кулаком по столу, будто припечатал. Ярополк втянул голову в плечи, словно на него валилась эта пудовая глыба серебра. Мытник от растерянности пустил слюну на бересту, подумал: «Ах, лешие, столковались, подсчитали, собрали долги в общую кучу…» – Пиши, пиши, – утвердительно закивал головой Доброгаст, в душе его поднималось ликование, но виду не подавал. – Не платить за мосты через Лыбедь, Киянку, Глубочицу, а лишь за Шуткинский мост, – продолжал камнетес, – поставлять изделия на княжеский двор с накидкой до одной куны, на подрядах свободным умельцам получать одну ногату в день, а хлеб и пшено даром; покупать нужное у князя по доброй воле, а не по принуждению… свободно торговать во всех городах и селах. Камнетес кончил. – Кажись все? Или забыл что, братья, а? – Забыл, забыл, – спохватился старейшина бронников в шерстяном с медными кольчужками кафтане, – броню чтоб самим везти в Прагу, и к немым в Любек и Бремен; на Западе не умеют делать кольчатых доспехов, они там в цене, князь втридорога их сбывает. А ведь какой труд? Колечко за колечко цепляем, день за днем идет. В одном панцире шестьдесят тысяч колечек. Все согнуть надо, закрепить… колечко за колечко. – Пиши, пиши! – подбодрил Доброгаст мытника. – За все милости братчины обязуются подняться пропив крамольника, змеи подколодной, злого добытчика, мимохода Златолиста, и представить двору: сотню мечей, сотню простых щитов, двести крепких рогатин, сотню топоров, двести копий, луков и стрел много. Урон кузнецов, лучников, щитников, оружейников все братчины покрывают поровну, – доложил кривой. В прилуке одобрительно загудели, княжичу налили вина, он хлебнул и важно кивнул головой. – Пусть Ольга подпишет… княгиня, – выкрикнул Гусиная лапка. Только мытник был недоволен. Водил костяным писалом по бересте и говорил про себя: «Погодите, разбойники, вернется князь, он вам даст свободно торговать! Надорвете животы на греческих галерах!» – Значит, по рукам, люди? – спросил Доброгаст и подмигнул лукаво. – Если мы друг за друга, как колечко за колечко, какая кольчуга выйдет, – на всю Киянь! – Пусть Ольга подпишет, – снова выкрикнул Гусиная лапка. – Зачем – Ольга? – возмутился Ярополк. – Я подпишу! Его вдруг осенило, он вскочил с места, вытащил из украшенных кораллами ножен кинжал, воткнул его в стол: – Клянитесь, что не измените мне! – Не дело это, княжич, не воины мы, чтобы клясться. – Не перечь! – оборвал Ярополк, – говорите за мной: «Если изменим князю своему Ярополку…» – Да ты ж только княжич! – снова повторил тот же голос. – Не перечь! – взбесился Ярополк. – Дурачье! А вдруг Святослав совсем не вернется… кто будет вами править?.. А? Кто? Все молчали. – Я буду править! Говорите за мной: «Если изменим князю Ярополку, пусть станем желты, как золото!» – Станем желты, как золото, – нестройно подхватили умельцы. «О-о-о», – загудели стены прилуки. Наступила торжественная тишина. Ярополк склонился над берестой. Пролетела муха, тронула струну забытых гуслей-звонкогудов, и она нежно отозвалась. Хмельной изгой, бормоча что-то под нос, боком протиснулся к выходу, хотел шмыгнуть в дверь, но прилучник схватил его за шиворот: – Куда, пёсья морда! – Ой, пусти ты меня, не то возоплю! – Куда? – Надо мне… в кусты… охорошиться. Прилучник недоверчиво оглядел его, подтолкнул к двери. Подошел Гусиная лапка. – Кто выходил отсюда? – Никто не выходил. – Врешь! Изгой, как мыло по полке, скользнул. – Ишь-ты, доглядел! Не бойся – у меня порядок. Ты скажи лучше, кто мне высыплет серебро на стол? Я честно веду свое дело и люблю, когда за него честно платят, – тряс вторым подбородком прилучник. – Получишь сполна! Но ежели что… смотри, – ответил Гусиная лапка. Сели совещаться. – Так когда в дело?.. Завтра? – Конечно, завтра, а то печенежки придут – Златолиста не свалишь. Кто-то тронул Идара за руку. Обернулся. – Дай-ка краюху, – попросил мальчик. Идар потянулся за хлебом, потом остановился. – Погодь! Где я тебя видел? Ах, чтоб тебя… на Белобережье… ведь это ты… еще за нами хотел увязаться… как зовут-то? – Будимир, – смущенно улыбнулся мальчик, – я тебя сразу признал… – Доброгаст, гляди-ка… отрок с Белобережья… помнишь? – Каким же тебя ветром занесло сюда? – удивился Доброгаст. – Ну, давай руку. – Это наш гусляр Будимир, – с гордостью доложил Гусиная лапка, – у него песен в голове, что семян в маке. – Я с гостями в ладье приплыл сюда… в отчизну. – Молодчина ты… Ну, слушайте внимательно, – понизил голос Доброгаст, – завтра с полудня добытчик приносит жертву в святилище Перуна. По окончании обряда дружина будет возвращаться в детинец мимо Кучинской горы. Тут мы и начнем. Чтоб все были готовы!.. Мои люди… Будто всадники промчались по улице, будто конь заржал, кое-кто поднял голову, но нет, ничего не слышно. – Проклятье! – неожиданно выругался кто-то. – Проклятье тысячу раз!.. Горим! Грохнулся перевернутый впопыхах стол. – Предатели! Вот он – чермный петух на двери! Зловеще потянуло гарью, сени осветились трепещущим красным светом. – Стойте, кияне! – крикнул Буслай, становясь на скамью, но его не послушались. Толпа хлынула к окну и с руганью отпрянула – в нем угрожающе поблескивали наконечники копий. Стало ясно, что выхода никакого нет. Заголосили люди, заметались по прилуке, натыкаясь друг на друга, падали. Ярополк схватил Доброгаста за ворот, дышал в самое лицо: – Друже, спаси… умоляю. Отец озолотит! Сделает тебя тысяцким. – Полно, княжич, – досадливо отмахнулся тот. |