Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
Но помогать друг другу помогали. Все же одна кровь… Этим они сильны, не откажешь. По злой иронии судьбы «благодетель» Алика, Исмаил Давлетов, оставался до августа. Исмаил, который приехал в Гардез в августе 84-го, всего два раза подержав в руках автомат. Но отходивший потом без единой передышки на госпиталь все боевые. Исмаил, который в начале службы толком не говорил и не понимал по-русски, но стал к концу службы заместителем командира взвода. И вот теперь Исмаил, тоже считавшийся одним из стопроцентно заслуженных кандидатов на первую отправку, остается служить до августа. И все только потому, что приехал из «солдатской» Иолотани… Исмаил, которого некоторые побаиваются, но все уважают. Ну не блядство?!! И вот это называется «судьба»?! Хотя, что там говорить… Это же для нашего ротного, лазившего с нами по горам и даже для замполита, выпившего у нас столько крови, но все равно нашего, мы Толи и Лени, Исмаилы и Фариды, Сани и Олежки, Сереги и Юрки. Достойные и недостойные, заслужившие и нет… А для тех, кто галочками и крестиками, указами и циркулярами решают наши судьбы, нас нет. Нет наших судеб, наших надежд, наших планов, наших жизней. Есть только циферки в отчетах и приказах. Есть «оперативная обстановка». Впрочем, не совсем так. Наши жизни есть. Иногда есть… Когда год спустя, в апреле 87-го, при десантировании под Джелалабадом погибнет от прямого попадания в голову Илья Редьков из нашей роты, которому уже вышел срок увольняться, вот тогда его жизнь вдруг станет значимой. Точнее, его смерть… Значимой лишь потому, что где-то наверху вдруг кого-то поразит факт, что парня убивают, когда он уже мог и должен быть дома. И вот тогда они зашевелятся, тогда полетят приказы-депеши: «Не допускать!.. Исключить!…Не привлекать!..» И всех весенников моментально уволят в апреле. А ведь никак было невозможно. «Оперативная обстановка…» Впрочем, ладно, что я распричитался-то? Во-первых, мы солдаты и давали присягу. Надо значит надо. А во-вторых, ничего этого я еще не знаю в апреле 1986-го, лежа на своей позиции в горах под Хостом. И рассуждаю не так «глобально». Мне просто хреново оттого, что до дома еще, оказывается, так долго ждать. Оттого, что уже не раз и не два рвались на позициях роты невесть откуда со свистом прилетевшие эрэсы. Оттого, что где-то там, впереди, выше в горах, чертова Джавара, которую наши собираются взять, а духи не собираются отдавать… И еще оттого, что я выполнил все, что заповедал себе в ноябре 84-го, на кабульской взлетке. Вцепился в эти горы, в свой автомат, верил в своих товарищей и шел вперед. Жил здесь и сейчас, не думая про «завтра». А оно не наступило… И вот я снова в горах, на операции. Гляжу в безразличное к моим переживаниям звездное афганское небо. Одна из бесчисленных звезд начинает вдруг мигать и становится больше. Самолет… Высоко над нами, над нашей горкой, над Хостом, над Афганистаном, над этой войной, летит куда-то на север кусочек мирной жизни… Ровно гудят двигатели, в салоне уютный полумрак. Кто-то дремлет, укрывшись шерстяным пледом. Один из пассажиров не спит, тщетно вглядываясь в непроглядную тьму иллюминатора. К нему подходит приятная стюардесса с бокалом виски на подносе. (Никогда не пробовал виски, но почему-то был уверен – это именно виски.) – Что-то еще, сэр? – Скажите, где мы сейчас пролетаем? – Афганистан, сэр. Ничего интересного, сэр, сплошные горы. Даже днем смотреть особо не на что… – Спасибо. Задумавшись, сэр слегка взбалтывает содержимое бокала: – Хм. Афганистан… Афганистан. Там ведь какая-то война уже несколько лет. И что там забыли эти русские. Зачем им эти горы? М-да… Интересно… …Виски медленно стекает по стенкам бокала, оставляя тягучие следы… – …интересно – для самолета у них вполне неплохое виски. Сделав несколько глотков, он откидывается на кресле, подоткнув плед. Лететь еще несколько часов, нужно поспать. Афганистан, на секунду войдя в его жизнь, снова остается далеко внизу. Мощный «Боинг» уносит его все дальше на север… В каких-то десяти километрах от него лежу я и смотрю на безразлично подмигивающие огни самолета. Скоро он скроется из виду навсегда. Сколько раз рисовалась в моем воображении эта сцена, когда в черном небе над горами начинали вдруг мигать огни кажущегося нереальным самолета. Клип, нарезанный сознанием из кадров всех виденных западных фильмов. Но сегодня я не дам этому самолету улететь. Я сяду в салон, укрывшись пледом. Я продолжу путь дальше, на север. Через несколько часов мы долетим до Москвы. Приземлимся, я выйду из аэропорта, сяду на автобус… Стоп, почему на автобус? Старшина же сказал Лене с Толяном, что в Ташкенте мы получим рублевую зарплату за все время в Афгане. Это ж рублей 300! Приземлимся, я выйду из аэропорта, сяду в такси и поеду в город. Будет утро. Да, ранее солнечное весеннее утро. Машина будет весело шуршать шинами по только что политому асфальту. Я высуну руку в окно и буду ловить ладонью упругий прохладный ветерок. Мы поедем по Ленинградке, потом по улице Горького, свернем на Садовое и, проехав высотку на Восстания, свернем в наш двор… Я не стал звонить из аэропорта – пусть будет сюрприз… Звоню в дверь – сколько же лет нашему звонку? 30? 40? Когда вернулся с войны дед, он тоже жал эту кнопку… За дверью торопливые шаги. Она знала, знала и ждала… Дверь открывается: – Здравствуй, мама! Я вернулся… Но это стюардесса из самолета. Она трясет меня за плечо. – Шейнин, Шейнин, просыпайся! Тема, проснись! Черт, значит, еще не долетели. Ну когда же уже, когда? ГОСПОДИ, КАК ЖЕ Я ХОЧУ ДОМОЙ! Так, а откуда это она знает, как меня зовут? |