Онлайн книга «Великий герцог Мекленбурга»
|
– Пойдем, заодно Еремке плетей велю дать. – О как! А за что? – А чтобы себя не забывал, сукин сын! Ишь чего удумал, с ним целый князь со всем вежеством да с «вичем» разговаривает, а он, холопья морда, грубит да смердов подстрекает за колья браться. И не спорь, княже, ты наших порядков и обычаев не ведаешь, а я тебе точно говорю, нельзя такое спустить! – Ну надо – так надо, раз по обычаю, стало быть, дело богоугодное. Только смотри, без лютости. Жилище земского старосты, где и расположили раненого иеромонаха, было хотя и невелико, но и не сказать чтобы совсем мало. Еще не терем, но уже и не изба. Во дворе нас никто, как положено, не встретил, что дало повод Аниките еще больше рассвирепеть и схватиться-таки за плеть. Пока он искал, куда бы приложить свой инструмент, я скользнул внутрь и тихо, насколько это позволяли ботфорты, подошел к горнице, где лежал страждущий. Внутри с ним кто-то был, и до меня донеслись обрывки разговора. – Не пойму я тебя, батюшка, что за дело тебе до однорукого и его внучек. – А тебе не надо ничего понимать – делай то, что тебе велено, да помалкивай! – Да я-то сделаю, только какое такое воровство от них может случиться? Старик-калека да вдова с двумя дочками. Никакой шкоды от них николи не бывало, разве муж ее покойный кого в лавке обвесит, так то… Некстати скрипнувшая под ногой половица заставила говоривших замолчать, а я, чертыхнувшись про себя, нарочито громко топая, зашел в горницу и обратился к лежащему в постели иеромонаху: – Как ты себя чувствуешь, святой отец? – Благодарствую, князь, на добром слове, слава Господу, немного лучше. – Аминь! Ну что же, хорошо, коли так. Вот тебе фляга моя, пусть тебе из нее рану моют да чистыми тряпицами перевязывают. Бог даст, затянутся твои раны, может, еще и встретимся. – А ты, князь, уезжаешь разве? – Да. Нечего мне тут делать. Двор, где я останавливался, сгорел совсем, да и дела у меня… – Совсем сгорел? – Почти, только однорукий да дочка его и остались, да и те вроде ума лишились из-за своих. – Из-за своих? – Так девочки их то ли в дыму угорели, то ли в том амбаре от татей прятались, что дотла сгорел. – Горе-то какое, Господи… – Вот-вот. Ой, Еремей Силыч, забыл совсем, тебя там боярин Вельяминов чего-то ищет. – А зачем я ему? – спросил староста, подозрительно глядя на меня. – Так а я почем знаю? – удивился я с самым искренним видом. – Дело, говорит, у него до тебя. Староста с озабоченным видом вышел вон, а я тем временем прощался с иеромонахом, давая ему последние наставления по поводу его раны. Снаружи послышался истошный крик: – Помилуй, боярин! И засвистели плети. Отец Мелентий прислушался и спросил: – За непочтительность? Я в ответ лишь развел руками – дескать, что я могу, порядок такой. На что иеромонах только вздохнул. – За непочтительность надо! Выйдя во двор, я нашел экзекуцию уже законченной, а Аникиту – строго выговаривающим охающему старосте: – Будешь знать, как князьям перечить! Теперь проси у князя прощения за невежество свое да благодари за науку! – Что, поговорили? – спросил я, усмехнувшись, у Аникиты. – Тогда собирай своих и, не мешкая, в путь, пора нам. Вскочив на коней, наше воинство тронулось прочь из Железного Устюга. Местные жители нам вслед не махали, впрочем, не осыпали и проклятиями. И лишь городские мальчишки какое-то время бежали следом, провожая нас. Когда город совсем скрылся из виду, к нам из леса выехали трое моих драбантов, сопровождая телегу, в которой сидел однорукий Лука со всем семейством. – Ты что, их всех забрал? – немного удивленно спросил я у Казимира. – Так добром они Марьюшку не отдавали, а приказа рубить не было, – отвечал мне бывший лисовчик с самым невинным видом. – Много ли народу видело, как их вывозили? – Нет, ваше высочество, я велел их рогожей накрыть, так что никто их не видал. – Пожалуй, ты все правильно сделал. Семейство бывшего кузнеца тем временем с тревогою следило за нашим разговором, как видно, гадая о своей дальнейшей судьбе. И только Маша довольно улыбалась, глядя на меня лучистыми глазенками, совершенно ни о чем не заботясь. Неподдельная радость маленькой девочки передалась мне, и я улыбнулся ей в ответ. – Здравствуй, Марьюшка, ты скучала по мне? – обратился я к девочке. – Скучала, – ответила она и тут же спросила: – А ты привез мне гостинец? – А как же, и тебе, и Глаше, и матушке вашей с дедом. Только сейчас недосуг, а как встанем на привал, так я вам их и отдам. Хорошо? – Нужен мне твой гостинец, черт ты заморский! – пробурчал на мои слова старик. – Не скрипи, старинушка, – усмехнулся я, – житья бы вам в Устюжне все одно не дали бы, и ты, поди, знаешь почему. А так увезу вас в Москву да к делу пристрою – глядишь, и проживете. – Что-то ты больно добрый. – Что есть, то есть! Когда мы вернулись в Москву, уже изрядно похолодало и зарядили дожди. Последние версты были сущим мучением, но близившаяся цель нашего путешествия придавала нам сил. Стрельцы, караулившие заставу, поначалу не хотели выходить и убирать рогатки, но взбеленившийся Вельяминов так кричал и грозил им всякими карами, что его признали. Кто-то из караульных сбегал за Анисимом, благо тот, по счастью, был недалеко, а уж он распорядился запустить наше бравое, хоть и изрядно промокшее, воинство. – Это хорошо, что ты, князь, вернулся, – торопливо рассказывал он, намокая вместе с нами под дождем. – Сегодня переговоры с ляхами были, договорились, что они всех русских отпустят, какие есть в Кремле. – Это пленных, что ли? – Не только пленных, а всех бояр, какие вместе с ними в Кремле заперлись. Видать, совсем невмоготу им в осаде, не иначе скоро сдадутся. – Дай-то бог, – перекрестился Аникита, – а когда выпустят? – Договорились, будто завтра поутру. – А это еще что такое? – воскликнул я, от неожиданности осадив лошадь. На месте нашего лагеря вместо палаточного городка стоял настоящий форт. В центре него возвышался настоящий терем с высокими стрельчатыми крышами и ведущими на второй ярус наружными лестницами. По углам высокие четырехугольные срубы, крытые дранью, а промежутки между ними огорожены тыном. Пока я, Аникита и Кароль потрясенно смотрели на это невесть откуда взявшееся сооружение, довольный произведенным эффектом Анисим подскакал к воротам и закричал: – Спите, басурмане? А ну отворяй! – Wer ist da? – раздался голос из-за ворот. – Bist es du, Anissim? Was zum Teufel möchtest du? [35] |