Книга Железная хватка, страница 34 – Чарльз Портис

По Техасской дороге ехать было легко. Она широкая и укатанная, Кочет так и описывал. Солнце уже встало, и снег быстро таял под теплыми и долгожданными лучами «Старого Светила».

Пока мы ехали, Лабёф принялся свистать разные напевы — видать, чтоб от больной руки отвлечься. А Кочет едет-едет, а потом как скажет:

— Да будь прокляты эти свистуны!

Не стоило так говорить, если он хотел, чтоб техасец умолк. Лабёфу поэтому ничего другого не осталось, только дальше насвистывать, дескать, наплевать ему на мнение Кочета с высокой колокольни. А потом и подавно из кармана достал варган — и давай на нем бренчать и зудеть. Играл он песенки для скрипки. Объявит «Солдатскую радость» — и играет. Потом «Джонни в низинке» — и тоже. Затем «Восьмое января» ^[72] — и его наяривает. Все они звучали как одна песня, сказать вам правду.

Лабёф спрашивает:

— А может, чего особенного послушать хочешь, Когбёрн? — Это он ему так «сало за шкуру» заливал. Но Кочет ему не ответил. Лабёф после этого сыграл еще несколько негритянских песенок и убрал свой чудной инструмент с глаз долой.

А через несколько минут спрашивает у Кочета:

— Ты их с собой и на войне таскал? — и показывает на револьверы в седельных кобурах.

А Кочет ему:

— Они у меня давно.

Лабёф тогда:

— Ты, наверно, в кавалерии служил?

— Я забыл, как это называли, — отвечает Кочет.

— А я хотел стать кавалеристом, — говорит Лабёф. — Но слишком молодой был и безлошадный. Всегда потом об этом жалел. Я в пятнадцать лет в армию пошел, в аккурат на свой день рождения, и последние полгода войны застал. Маманя плакала, потому что братья мои три года домой носа не казали. Только в барабан забили, как они собрались и пошли под ружье. А меня армия определила в снабжение — я головы скота считал да овес по мешкам раскладывал генералу Кёрби-Смиту ^[73] в Шривпорте. Ну что это за служба для солдата? Хотелось выбраться из Транс-Миссисипского округа и двинуть на восток. Настоящего боя хотелось. И под самый конец выпала мне такая возможность — майора Бёркса, интенданта, переводили в Виргинский округ, ^[74] и я поехал с ним. У нас в отряде двадцать пять человек было, и мы в самый раз поспели к Пяти Развилкам и Питерзбёргу, ^[75] а тут-то все и кончилось. Всегда потом жалел, что не довелось мне повоевать ни со Стюартом, ни с Форрестом, ни с кем другим. С Шелби, с Эрли. ^[76]

Кочет ничего ему на это не ответил.

А я говорю:

— Вам, я погляжу, и полгода хватило.

Лабёф мне на это:

— Не, это только похоже, что я похваляюсь да глупости говорю. Иначе все было. Я чуть не заболел, когда услыхал про сдачу.

А я ему:

— А мой папа сказал, что лишь бы домой вернуться. Он чуть не умер по дороге.

После чего Лабёф Кочету так сказал:

— Что-то не верится мне, будто человек не припомнит, где он в войну служил. Ты и полка не помнишь?

Кочет ответил:

— По-моему, это называлось «служить по пулевой части». Я так четыре года лямку тянул.

— Ты меня ни в грош не ставишь, Когбёрн, да?

— Я тебя вообще никуда не ставлю, особенно если у тебя рот закрыт.

— Ошибаешься ты насчет меня.

— Не нравятся мне такие разговоры. Будто бабы языки чешут.

— В Форт-Смите мне говорили, ты с Куонтриллом ездил и всей этой пограничной бандой.

Кочет не ответил.

А Лабёф знай свое:

— Я слыхал, не солдаты они были никакие, а просто воры и убийцы.

— Я то же самое слыхал, — отвечает Кочет.

— И еще я слыхал, что в Лоренсе, штат Канзас, они убивали женщин и детей. ^[77]

— И я слыхал. Бесстыжее вранье.

— Ты был там?

— Где?

— В том набеге на Лоренс?

— Про него много врали.

— Будешь отрицать, что они расстреливали и солдат, и гражданских, а город потом сожгли?

— Джима Лейна мы упустили. ^[78] А ты в какой армии служил, сударь мой?