Онлайн книга «Жаркие ночи»
|
Мы и были рядом, но не вместе, я чувствовала это постоянно. То и дело Кевин замолкал, уходя в свои мысли, куда я не имела доступа. И тогда мне становилось так одиноко в этой чужой стране… Мне не хотелось ни радоваться щедрому солнцу, ни восторгаться буйной растительностью. Мне ничего не хотелось, кроме Кевина Райта. А как раз он-то мне и не принадлежал. И все-таки он был со мной. Он даже подал мне руку, когда мы выходили из автобуса. А я, не приученная к таким жестам, смутилась, и сунула свою как-то неловко, сжав ладонь лодочкой. У нас было принято считать, что парень не имеет права подчеркивать, что девушка чем-то слабее его. И я тоже до сих пор не позволяла, чтобы мне подавали пальто или пропускали вперед, подчеркивая, что я — женщина. Но когда это сделал Кевин, все во мне почему-то запело от радости. Разве не этого я и добиваюсь: чтобы он заметил, что я — женщина? Мы вышли возле коттеджей, построенных, насколько я понимала, в тайском стиле и напоминающих деревушку в тропиках. От сильного, яркого запаха тропических цветов у меня сразу закружилась голова и, как перед свиданием, начало замирать сердце. Я покосилась на Кевина: чувствует ли он то же самое? — Настоящие тайские деревни гораздо беднее, — сдержанно заметил Кевин. — Это лишь стилизация. Это было понятно и без объяснений. Ни одна страна не выставляет напоказ туристам свои болячки. Кевину я этого не сказала. Мне не хотелось делать ему замечаний. Наоборот, мне хотелось во всем соглашаться с ним, хотя то и дело, против воли, я ввязывалась в спор. Мы немного отошли от автобуса, отбившись от стайки наших толстых, громкоголосых соотечественников, послушно шагавших за руководителем группы. Нам почти не встречались тайцы, а те, кого я все-таки ухитрилась заметить, были в европейской одежде и ничем не отличались от американцев азиатского происхождения. Только сейчас я поняла, что втайне надеялась повидать больше экзотики. — Смотри! — вскрикнула я, схватив Кевина за руку. — Рождественская елка! Настоящая! Он оглянулся: — Здесь их полно. Ты удивишься, но они тоже готовятся к Рождеству. — Да ведь они буддисты! Ты же сам говорил: какое Рождество в буддистской стране? — Запомнила! — Кевин улыбнулся. — Знаешь, этот народ просто обожает праздники. Их здесь совершенно безумное количество! — Счастливые люди… Кевин уже увлекся: — Праздник цветов, фестиваль ракет, шоу слонов… Висакха Пуджа — самый священный день для всех буддистов. — Дай угадаю! День рождения Будды? Это как наше Рождество. — Не только день рождения, но и день просвещения и смерти Будды. Католическое Рождество они тоже отмечают. И Новый год они встречают и по-нашему, и еще раз в апреле. — В апреле? Кевин пожал плечами: — А что тут особенного? Причем даже не первого. Этот праздник называется у них — Сонгкран. Если не ошибаюсь, у них сейчас идет год две тысячи сорок шестой. Они наблюдают за нами из будущего. Я огляделась: — Поэтому они все время улыбаются? — Наверное! — засмеялся Кевин. — Им смешно смотреть на нас, дураков. — Что в нас самое смешное, как ты думаешь? — Вообще-то, то, как думаю я, как думаешь ты, очень отличается от того, как думают они. Совершенно разный менталитет. На это я с вызовом заметила, что, по-моему, самое забавное в американцах — это наша правильность. Наша совершенно пуританская правильность. Кевин приподнял брови: — А ты сторонница сексуальной революции? — К сожалению, нет, — отрезала я. — Но я согласна с тем, что любовь — это лучше, чем война. А ты? — Абсолютно, — сказал он серьезно. — Абсолютно согласен. Только ведь в любви тоже часто воюют. Я сразу вспомнила, что рассказывали о его родителях. Наверное, он тоже подумал о них. Боясь спугнуть его, я осторожно спросила: — Так твой отец живет здесь? — Откуда ты знаешь? На лице Кевина было столько растерянности, что я покатилась со смеху. — Что я знаю? Ты сказал: есть человек, которому известен тут каждый уголок. Я подумала, что это твой отец. Я слышала… Мы же к нему приехали? — Ну да, к нему, — неохотно согласился Кевин и снова взял мою сумку. Она была не такой уж тяжелой, я вполне бы справилась и сама. Но мне уже начинало нравиться, что Кевин так ухаживает за мной, будто мы оба слегка переместились во времени, и из двадцать первого попали в век девятнадцатый. Не думаю, что захотела бы остаться там, но немного погостить было бы очень приятно. Я не сомневалась: он не откажется сразу же исполнить одну мою мечту. — Кевин, — попросила я умоляющим тоном. — Давай сразу сходим к нему. — Мы к нему и идем, — отозвался он удивленно. — Нет, не к твоему отцу! «Очень он мне нужен!» — Сначала мне хотелось бы… Понимаешь, я с детства мечтала увидеть море. Давай подойдем к нему. Просто поздороваемся. Он улыбнулся мне, как забавному ребенку, каким я и чувствовала себя в тот момент. Но это ничуть не унижало меня, потому что Кевин и смотрел, и улыбался с такой нежностью… Пока мы преодолевали несколько метров до берега (на Пукете до всего рукой подать!), я нашла объяснение тому, что Кевин ведет себя, как истинный джентльмен. Кто-то рассказывал, что он живет с матерью и двумя младшими сестрами, и, после того, как отец сбежал, Кевин стал единственным мужчиной в доме. Наверное, таким образом он пытался сохранить в своей матери уверенность в ее женской привлекательности, а сестренкам показать, каким на самом деле должен быть мужчина. Издали уже было видно эту великолепную, живую, дышащую стихию, которой я грезила столько лет, но мне не терпелось подойти к морю вплотную. На ходу сбросив сандалии, я вбежала в прозрачную теплую воду и засмеялась от счастья. — Вот оно! Кевин, вот оно! — Я оглянулась, призывая его разделить со мной это невиданное счастье. — Как хорошо! Господи, как же хорошо… Кругом было полно людей, но в тот момент мне не было до них никакого дела. Набрав пригоршню соленой воды, я плеснула в лицо, и мне показалось, что мы породнились с морем, поняли друг друга, прочувствовали. Сердце у меня колотилось не меньше, чем когда я увидела Кевина в аэропорту. — Какой же счастливый день, — прошептала я, ловя взглядом солнечные блики на мелких волнах. — Сегодня сбываются все мечты. — Хочешь искупаться? — спросил Кевин. Голос у него звучал мягче обычного, и мне захотелось поцеловать его за ту чуткость, которая была в нем. Просто по-сестрински поцеловать в щеку. Но я не решилась на это. — Потом, — сказала я. — Нельзя же сразу вычерпать все до дна. |