Онлайн книга «Механическое сердце. Искры гаснущих жил»
|
Время. Тянется. Холод пробирается под кожу. Порой Кейрену начинает казаться, что кожи на нем не осталось вовсе, содрали ее наждаком скал, срезали по лоскутку. И он стискивает зубы, приказывая себе терпеть. Время. Удары сердца отмеряют его, ненадежно, но иных часов нет. Поневоле с тоской вспоминается безвозвратно потерянный брегет. Впрочем, может, и лучше. В безвременье есть свои плюсы. Только бы не околеть. – Ты не спишь? – Шепот Таннис, и мягкие губы ее касаются шеи. Она, словно вдруг вспомнив о приличиях, пытается отстраниться. – Не сплю. Лежи смирно. Вдвоем теплей. Она горячая и мягкая, правда, воняет подземным грибом, и с каждой минутой вонь эта крепнет. Но и сам Кейрен вряд ли пахнет много лучше. Странно, что у него вообще нюх не отбило. – А… а если у нас не получится выбраться? Таннис дрожит и, кажется, сама не замечает этой дрожи. – Выйдет. Кейрен старается говорить уверенно, но она чувствует ложь и хмыкает. – Ты сам в это не веришь. – Просто я невезучий. – Слушай. – Ей все-таки не лежится спокойно, ерзает, пытаясь перевернуться на спину, но тут же шипит, верно, острые камни пробивают и кожанку, и толстый свитер. Под свитером у нее разношенная и очень мягкая рубашка, а под нею – кожа, горячая, влажноватая. – Можно личный вопрос? – Я не женат. Она замирает и отворачивается. Ну да, не женат, хотя… отец заговаривал, что следовало бы. И матушка не единожды намекала, однако Кейрен предпочитал намеки не слышать. Арнлог вот женился… и Лиулфр… Фолки опять же помолвлен, а матушке все неймется. Шестеро внуков ей мало… Или просто свадьбы устраивать понравилось? – Да я не о том. – Таннис все же перевернулась на другой бок, пожаловавшись: – Рука затекла. – Эта? Он нашел ее руку и принялся растирать. – Так вот, я про другое хотела… куда у тебя хвост девается? – Что? От такого вопроса Кейрен опешил, Таннис же, приподнявшись на локте, объяснила: – Ну, когда ты собака… – Пес… – Пес, – послушно исправилась она, – у тебя хвост есть. С кисточкой. О да, сколько он из-за этой кисточки насмешек вытерпел, как-то даже обгрызть пытался, но не вышло. – Есть, – осторожно согласился Кейрен. – Так вот, что я думала. Ну, с ногами оно понятно, ноги – они ноги и есть. С руками тоже. С головой. А вот с хвостом… откуда он берется? – Не знаю. Я как-то вот не задумывался. – Жаль… – Таннис замолчала, правда, молчание длилось недолго. – Слушай… а зачем он вообще нужен? – Хвост? – на всякий случай уточнил Кейрен. – Ага… – Если у меня, то… – Он вздохнул и признался: – Для красоты. На самом деле он другим быть должен. Хвост – тоже оружие. Как плеть или вроде того. Райдо, наш средний, ударом хвоста полено перешибить способен… …был способен. Кейрен соврал, сказав, что шрамов не осталось. Остались. В последний раз, когда он видел брата, то не узнал. Красавец Райдо превратился в… существо с потухшим, каким-то безразличным взглядом. Белая лоснящаяся кожа, неестественная, точно воском натертая, натянутая на скулах. И сами скулы торчат, кажется, что сквозь эту кожу проглядывает синеватая кость. Рубцы опять же. Толстые. Красные, они не разглаживались, но то и дело вскрывались, выпуская порцию черной, отравленной разрыв-цветами крови. Райдо ходил очень медленно, по-стариковски сгорбившись. Он опирался на трость и шаркал ногами, словно боялся, что если оторвет их от пола, то не удержится, рухнет. Однажды и рухнул, промахнувшись мимо ступени. И когда Кейрен подал руку, пытаясь помочь, глянул так, что… показалось, ударит. А Райдо лишь оскалился и проворчал: – Спасибо, младшенький… Он и разговаривал мало, когда нельзя было молчать, отвечая на вопросы скупо, раздраженно. Время от времени на теле его вырастала очередная шишка, и в доме появлялся хирург. Тот ли, что некогда спас Кейрена? Другой ли? Седой и строгий, в черном костюме с белым воротничком. Хирург поднимался в комнату Райдо, а матушка оставалась в гостиной, приказывала подать чай, но к нему не притрагивалась, замирала, вслушиваясь в то, что происходит где-то в доме. Наверх несли таз и медный чайник с кипятком, чистые повязки, проглаженные с двух сторон – матушка лично следила за тем, чтобы приказы врача выполнялись со всем возможным тщанием. Туда же поднимался ординарец, совсем еще мальчишка, но рядом с ним мальчишкой Кейрен ощущал себя. Райдо сносил визиты врача молча. И к опиумной настойке не прикасался. И запрещал входить в комнату всем, кроме Кейрена. – Заходи, младшенький, – ворчал он и пытался улыбнуться. Но сшитое из лоскутов лицо не поддавалось, и улыбка выходила кривой. – Расскажи, чего в мире творится. Выпить налей. Пил он много, и отнюдь не вино, но никто, даже мама, не смел упрекнуть его в прискорбном пристрастии. Кейрен попытался однажды, но остановился, заметив, как полыхнули и погасли синие глаза Райдо. – А что мне остается, младшенький? – Райдо поерзал, пытаясь сесть в постели. Неловко задел подушку, и она упала на пол. А Райдо наклонился было за ней, но, оскалившись, отпрянул. Больно. Ему каждую минуту больно. И, наверное, зря он отказывается от опиума, способного пусть и ненадолго, но облегчить эту боль. Он и сам понимает, оттого взгляд то и дело задерживается на узком флаконе, заткнутом крышкой. – Я могу… – Кейрен поднял подушку и взял флакон. – Ничего ты не можешь, младшенький. – Райдо все-таки сел, упираясь затылком в изголовье кровати. – И никто не может. Кейрен поставил флакон на место. – Сядь. Сел. – Ты такой же послушный, как и был. Хоть что-то не меняется. Может, и к лучшему, что не меняется… чушь несу? – Немного. Мама… беспокоится. – Знаю. Мне жаль. – Глаза Райдо слезились, и он раздраженно смахивал слезы. – Но лучше пусть там беспокоится, чем… видит меня таким. Скажи, завтра выйду. Он и вправду быстро вставал на ноги и спускался к завтраку, занимал свое обычное место за столом и долго, раздраженно ковырялся в тарелке. Ел же мало, и порой Кейрену казалось, что брат лишь заставляет себя есть, что с куда большей охотой он бы позволил себе сдохнуть от голода, или отравиться солодовым виски, или просто умереть, сдавшись. |