Книга За тридевять земель, страница 26 – Эмма Ричмонд

— Да.

— Я бы только причинил тебе боль.

— Да, — она достала косметичку из гардероба.

Он тихо снял ее халат с крючка на двери и протянул ей.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

— Я отвезу тебя в Ла-Линеа. В отель.

— Нет.

— Абби!

— Не называй меня так.

— Ничего бы у нас не получилось, — воскликнул он.

— Это ты так говоришь.

Обхватив ее руками, он повернул ее лицом к себе.

— Не вышло бы, Абби! Я не способен ничего чувствовать. Со мной не все в порядке.

— Прекрасно.

— Посмотри на меня!

— Нет.

Он приподнял ее подбородок так, чтобы она взглянула ему прямо в глаза, яркие, голубые.

— Ничего бы не вышло, — повторил он. — Я не могу любить тебя. Я не способен любить. Я бы искал повода для ссоры, я бы ждал, когда ты заговоришь с другим мужчиной, чтобы обвинить тебя в измене.

— Не нужно объяснять, почему ты не способен испытывать чувства. Ты не любишь, не любишь. Вот и все. Позволь мне уйти.

Его лицо застыло, на щеке начала подергиваться жилка, она перевела взгляд на эту жилку, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Я не должен был целовать тебя. Это вызвало столько эмоций. А ты мне даже не нравилась.

— Ты мне тоже.

— Моя мать звонила перед твоим приходом.

— Я знаю.

— Абби, — взмолился он.

— Да?

— Перестань.

— Почему? Ты хочешь, чтобы я улыбнулась и простила тебя? Сказала, что все в порядке? Ты оскорбил меня. Зачем мне притворяться, что все в порядке? Скажи спасибо, что я не вытираю слезы твоей рубашкой! — она сделала глубокий вдох, чтобы сдержать эти самые слезы, подступившие к горлу. — Позволь мне уйти, Сэм.

— Я не могу, — просто сказал он. — Не так. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе вести машину с поврежденной ногой? Да еще в таком состоянии?

— Ты понятия не имеешь о том, в каком я состоянии, и у тебя нет выбора. Дело не в тебе, дело во мне. Мне надо идти.

Она чувствовала, как все плывет у нее перед глазами, чувствовала, что вот-вот расплачется. Она не вынесет этого. Будет еще хуже, если она поддастся искушению выплакаться у него на груди. Все внутри нее кричало, что она хочет этого. Обнять его, умолять. Она так хотела его, что это причиняло ей невыносимую боль. И почему он был так напряжен? Если он не любит ее, то что он здесь делает?

Вздернув подбородок, она сделала ошибку, взглянув ему в глаза. Впервые. Конечно, она видела его глаза и раньше, но только сейчас разглядела в них то, что он всегда скрывал за маской безразличия, — боль.

— Ты…

— Не надо, — взмолился он. — Ради бога, не надо, Абби!

— Но почему?

— Потому что я не могу.

— Не хочешь, — возразила она.

— Не хочу, — согласился он. — Не хочу.

— Не хочешь причинить мне боль, — это был не вопрос. Утверждение. Но он ответил:

— Да. Я думал, что, если ты будешь ненавидеть меня, это будет проще для тебя. Твое появление в квартире Грега не было неожиданным. Моя мама звонила мне.

— И ты успел подготовиться и притворился, что тебе все равно?

— Да.

— Потому что не хотел заводить роман с приемной дочерью человека, соблазнившего твою мать?

— Нет, не это было причиной.

— Тогда что? И не говори мне эту ерунду про неспособность к чувствам! Ты собираешься провести остаток жизни, избегая эмоций?

— Да.

— Но ты не можешь! Даже если ты не хочешь меня…

— Я хочу тебя. Зачем, по-твоему, я вернулся? Я заставил себя пойти на запланированную встречу. Сказал себе, что это будет лучшим решением. Но я не мог. Я не мог допустить, чтобы ты пережила то же, что твой отец. Я провел все свое детство, не зная, почему меня не любили, пытаясь заслужить одобрение отца. Я думал, что это была моя вина, что я сделал что-то, что заставило его ненавидеть меня. Это сломало мне жизнь. Я не могу быть для тебя тем, что тебе нужно. Я не тот мужчина, которого ты заслуживаешь, не тот мужчина, которого заслуживает любая женщина.

— Но ты сможешь научиться!

— Нет, — сказал он. — Не думаю. Представляешь, какая мысль пришла мне в голову, когда я узнал, что у Джорджа три приемные дочери? Я решил, что это из-за меня, потому что сын у него уже есть. Я думал, что это твоя мать не могла иметь детей. Абсурдно, не правда ли?

— Нет, — с нежностью сказала она. Заглянув ему в глаза, она прошептала: — Но ты не можешь провести всю оставшуюся жизнь, презирая самого себя.

— Не презирая — защищая.

— Но что это за жизнь?

— Жизнь, которая никому не причинит боли.

— Но ты не можешь решать за других, — настаивала Абби. — Жизнь — это риск. И у всех есть право на ошибки. Так мы учимся. — Тот факт, что ей потребовалось четырнадцать лет, чтобы чему-то научиться, Абби предпочла не упоминать. Она подняла руку и погладила его по щеке. — Сэм, ты говоришь неразумные вещи. И у меня есть право решать самой. Ты можешь предупредить меня, напугать, очертить границы, но ты не можешь указывать мне, как любить тебя.

Он хотел оттолкнуть ее руку, но передумал и вместо этого прижал сильнее к своей щеке.

— А может, это себе самому ты не хочешь причинять боль? Этого ты боишься?

— Думаю, я боюсь того, что случится, если я когда-нибудь займусь с тобой любовью, — сказал он.

Внезапно ей стало жарко, по телу пробежала дрожь, она прикоснулась к его шее и поняла, что он тоже дрожит.

— А что может случиться? — прошептала она, чувствуя, как тепло разливается в груди, а сердце бьется все быстрее и быстрее. В горле пересохло. — У тебя будет инфаркт, если ты будешь подавлять свои чувства, — хрипло сказала она, прижимаясь к нему.

— Я удивляюсь, почему он не случился у меня несколько месяцев назад. Абби…

— Просто поцелуй меня, — взмолилась она. — Всего один поцелуй!

— Ты уже говорила это раньше.

— Тогда позволь мне поцеловать тебя. Я осторожно, — добавила она с искорками смеха в глазах.

Она приподнялась на цыпочки, закрыла глаза и коснулась губами его рта. Тело Сэма дернулось, но в следующее мгновение его руки уже крепко прижимали ее к себе, а горячие губы настойчиво прижались к ее губам.

Застонав, Абби еще крепче обняла его, отвечая на поцелуй. Она никогда его не отпустит.

Все накопившееся отчаяние и жажду вложила она в этот поцелуй, дикий, страстный, бесконечный. Ее пальцы запутались в его волосах. Его руки так крепко сжимали ее, что могли сломать что-нибудь. Казалось, что ближе быть было просто невозможно. Но Абби хотела большего, она хотела быть еще ближе, совсем близко. Она могла думать только об этом. Больше ни о чем.