Книга Светлая полночь, страница 13 – Кэтрин Стоун

Нет, решил он. Это решил доктор. Да, кожа у нее была бледной, поразительно бледной. И прозрачной, словно она всю свою жизнь провела под стеклом. Однако плоть была белой, а не землистой, на ней не было видно никаких следов болезни.

И ее черные волосы, хотя и короткие, имели здоровый блеск.

Она была бледной и худой, глянцевито-мерцающей и напуганной. Но здоровой. Тонкой, но сильной.

Бегунья на длинные дистанции, вероятно.

Или танцовщица. Балерина.

Ему пришел на память снежный шар, который он видел спустя много лет после своей жизни в Логанвилле. Сцена внутри стеклянного шара, гипнотизирующая и невероятная, и на ней среди снежных хлопьев вращается балерина, а зимняя луна освещает ее золотистым светом.

Да, гипнотизирующая и невероятная. Как и эта балерина, которая невероятным образом, но тем не менее основательно отвлекла Джейса Коултона от его рождественского путешествия, от его мучительных раздумий, одиночества и гнева.

В момент взлета над головой прогремел голос пилота рейса 1147:

— …Некоторое время будет трясти, поэтому я прошу всех, в том числе обслуживающий персонал, оставаться на своих местах до того момента, пока мы не минуем зону турбулентности. У нас есть хорошая новость — ураганы принесли нам попутный ветер. Мы планируем ранний прилет — в 9 часов 20 минут утра. В Лондоне идет дождь, температура пятьдесят четыре градуса [2] . Откиньтесь назад, расслабьтесь, помните, что болтанка скоро пройдет, и наслаждайтесь полетом.

Прошло около пятидесяти минут, прежде чем самолет перестало трясти и обслуживающий персонал получил возможность предложить услуги элитной части своих пассажиров.

Подали меню, приглашая на роскошный завтрак, который будет подан в ближайшее время, а также на пятизвездочный обед, который начнется за девяносто минут до прибытия в Хитроу.

Затем были розданы журналы и газеты со всего мира, а также предложен внушительный ассортимент кассет с кинофильмами, которые можно было смотреть на мониторах, вмонтированных в удобные подлокотники уютных сидений.

Джейс и Джулия молча взяли меню и так же молча отказались от журналов, газет и кассет. Джейс Коултон продолжал смотреть на грозовые облака, а Джулия Хейли — на кролика, который все так же безмолвно лежал у нее на коленях.

Спустя некоторое время возникла необходимость диалога, по крайней мере со стюардессой. Ее имя было вытиснено золотом на лацкане, и звали ее Марго.

— Мисс Хейли? — спросила она, посмотрев на карточку, где от руки были указаны реквизиты пассажира. — Вы сделали свой выбор? Что вы предпочтете — омлет, бельгийские вафли или фруктовое блюдо на завтрак? Семгу или филе на обед?

— Ничего. Благодарю вас.

— Ничего? — с нескрываемым удивлением переспросила Марго.

— Ничего. Благодарю вас, — повторила Джулия.

— Может, что-то хотите выпить?

— Нет, благодарю вас, — пробормотала Джулия в третий раз.

Марго посмотрела на Джейса, которого оторвала от созерцания облаков беседа между стюардессой и мисс Хейли, занимающей место 2В.

— А что принести вам, доктор Коултон?

— Еды не надо никакой. Если вы принесете мне несколько маленьких бутылочек виски, вы можете забыть обо мне до конца полета.

Однако Марго вовсе не хотела забывать об этом сногсшибательном пассажире.

— Вы, кажется, пластический хирург?

— Нет. Травмохирург. А что?

— Я очень хотела бы выслушать ваше мнение.

Она явно говорила о себе. Джейс давно привык к подобным уловкам и лишь улыбнулся.

— Вы хотите лед для виски, доктор?

— Не обязательно.

— О'кей.

Принесли виски для Джейса — шесть маленьких бутылочек, в которых плескалась янтарная жидкость. Джулия уставилась на них так, как до этого он смотрел на ее пальцы, сжимавшие кролика. Уставилась с таким же, должно быть, сердитым выражением, как и он. Тогда.

Джейс заметил ее удивленный взгляд. Тем не менее она, похоже, не замечала его, сосредоточив внимание на поблескивающих бутылочках. В этом взгляде читалась такая тревога, что Джейс неожиданно почувствовал настоятельную потребность ее успокоить.

Он не был алкоголиком. Это была неоспоримая истина. Он пил только в самолетах, когда не нес ответственности ни за кого, кроме самого себя, и лишь тогда, когда перемещался из одного мира в другой, из Чикаго на войну или из снежного настоящего в трагическое прошлое.

Джейс не собирался выпивать все виски. Но даже если за время трансатлантического перелета он опорожнит все шесть бутылочек, его физиология — доктор Джейс Коултон знал — это позволит. При его росте, весе, мышечной массе он легко переработает все до единой молекулы к тому времени, когда самолет совершит посадку.

И сколько бы он ни выпил, этому бледному, трепещущему созданию на месте 2В не следует волноваться из-за того, что она сидит рядом с буйным, невоздержанным, болтливым пьянчугой.

Желание Джейса успокоить ее перебило неожиданно возникшее еще более сильное желание.

— Ответьте мне, о чем вы думаете?

Голос его прозвучал совсем тихо. Удивительно тихо. Мягко и тихо настолько, что она могла и не услышать.

Но она услышала. Она подняла голову, устремив на него встревоженные лавандовые глаза:

— Что вы сказали?

— Я спросил, — так же тихо повторил Джейс, — о чем вы думаете?

Джейс не был уверен, что она ему ответит. С какой стати ей это делать? Однако она ответила, эта неистовая балерина, причем с неожиданной поспешностью:

— Я думала о том, что вам не следует пить, когда вы подавлены. Ведь алкоголь — депрессант, правда же? Может им быть, во всяком случае.

— Да, верно. Может им быть. Но кто подавлен? Я? — В его темно-зеленых глазах блеснула искорка удивления. И быстро исчезла. Однако глаза продолжали смотреть на Джулию серьезно и пристально. — Или вы?

«Вы, — подумала Джулия. — Вы обижены, угнетены, подавлены». Правда, сейчас она не видела этих признаков. Но раньше-то она их видела, разве не так? Когда он оторвался от созерцания снежных хлопьев. Разве не боль в темно-зеленых глазах прочитала она тогда?

Да, именно так. Джулия хорошо понимала, что он делает сейчас — пытается скрыть горечь и боль за сверкающим фасадом. Все чудесно, утверждал его фасад. Он собирается всего лишь немного выпить, чтобы отпраздновать открытие сезона.

Фасад был великолепный и весьма убедительный, словно Джейс Коултон на самом деле задавался вопросом, уж не она ли чувствует себя подавленной. И беспокоился по этому поводу.