Книга Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения, страница 37 – Элисон Пейс

Вскоре я уже сидела в самолете рядом с Йеном, гордо предъявившим мне свой билет, как ребенок, выигравший приз:

— Смотрите, восемь часов, — сказал он, широко улыбаясь. — Взгляните. — Он передал мне билет, словно желая поделиться потрясающей новостью.

— Ну да, это восьмичасовой перелет, — подтвердила я, кивая и медленно произнося слова, как если бы везла больного в психиатрическую лечебницу.

— А затем, — восторженно начал он и выждал паузу, — двухчасовая остановка в Нью-Йорке и три часа полета до Чикаго!

— Да, — снова согласилась я с непонятно отчего ликующим Йеном.

— Вот именно! — подхватил он с радостной улыбкой и круглыми от счастья глазами.

Я не понимала, почему Йен ведет себя как придурок, но напомнила себе, что обещала впредь никогда не судить пристрастно ни его самого, ни его увлеченность работой. У меня было плохое настроение — мы покидали Рим. Совсем с другим чувством я улетала из Нью-Йорка, не сомневаясь, что вернусь, точно зная, когда. На этот раз все было расплывчато и неопределенно: хотя я побросала все мелкие деньги в фонтан Треви [23] и верила, что приеду снова, — очень надеялась, что так и будет, — но знала, что это произойдет не скоро, а ожидание казалось вечностью.

В момент взлета я забыла, как обычно, поволноваться о возможном падении самолета. Я думала о Риме и о том, как много значил для меня месяц в Вечном городе. Я старалась настроиться на Чикаго, но разве можно рваться в Чикаго в декабре? Я старалась раздуть в душе искры радости по поводу ожидавшего меня в отеле платья подружки невесты и утешалась мыслью, что буду самой красивой из свиты новобрачной, настоящим сияющим ангелом счастья, освещающим все вокруг, но когда в окошко самолета увидела, как Рим постепенно уменьшается и остается далеко внизу, в горле возник комок, а глаза защипало.

— Джейн: что с вами? — спросил Йен.

— Ничего, ничего, — ответила я, поспешно вытерев глаза, чтобы ни одной слезинки не скатилось на щеки, смущенная, что почти расплакалась, и не совсем понимая, как Йен это заметил.

— У вас точно все в порядке?

— Абсолютно, — сказала я, думая, что в Риме не завела ни одного романа, в самом романтическом городе на свете умудрившись полностью забыть о личной жизни. Меня почему-то перестало беспокоить, что все подруги уже как-то пристроены и только я одна. — Дело в том…

— Да? Что?

— Рим… Как это…

— Да?

— Теперь я вижу — жизнь в глуши может быть желанной, хотя еще недавно не поверила бы, что можно добровольно прожить целый год на одном месте».

— Джейн, — негромко сказал Йен. — Как я вас понимаю…

И я ни на секунду не усомнилась, что это так.

Вес вовсе не так важен, как нам внушают глянцевые журналы. Я знаю девушку, которая смотрится в зеркало аптечки, где видно только лицо, и никогда не видела себя ниже плеч. Ее вес — четыреста или пятьсот фунтов, но девушка на это не смотрит.

Энди Уорхол

Артвыставка в «Нейви пир» [24]

Чикаго, Иллинойс

Хорошая новость состояла в том, что после долгого перелета, просмотра фильмов и интересных бесед приземлиться в Нью-Йорке оказалось вовсе не так уж скверно. На душе потеплело, стоило мне увидеть знакомые таблички американской таможни. Когда мы с Йеном встали в разные очереди для въезжающих в США, я уже искренне радовалась возвращению домой.

А плохой новостью стало то, что, выйдя из терминала в арктическую промозглость Чикаго, я уже не чувствовала себя как дома: все ощущения забивал ужасный холод. А по приезде в отель оказалось, что платье подружки невесты для свадьбы Элизабет мне мало — я даже не смогла застегнуть молнию. Я прибегла к спасительной электронной почте, надеясь, что на фирме войдут в мое положение.

Кому: отделпоработесклиентами@сабринаподружкиневесты. ком

От: перелетнаяджейн@хотмейл. ком

Тема: платье свидетельницы для свадьбы Элизабет Барбер — проблемы с размером

Тем, кого это касается в фирме по пошиву платьев для подружек невесты «Сабрина».

Я только что получила платье подружки невесты для венчания Элизабет Барбер и хочу сообщить о явной ошибке: платье не соответствует предоставленным мной меркам. Оно минимум на размер меньше, чем мне нужно. Ситуация вызывает у меня крайнюю озабоченность — я не могу даже застегнуть молнию. Я видела надпись на ярлыке: «Возврату и обмену не подлежит», но хочу уточнить, есть ли возможность все-таки обменять платье на больший размер, поскольку явно произошла ошибка. Буду очень признательна за помощь. Пожалуйста, сообщите как можно быстрее, что можно сделать. Свяжитесь со мной по телефону 917-555-4994 или по электронной почте.

С наилучшими пожеланиями,

Джейн Лейн.

Мы с Йеном встретились в ресторане на первом этаже, наскоро позавтракали, затем закутались в шарфы, надели пальто, натянули перчатки и шапки и вышли на мороз. Чикаго — это вам не Рим: ни приключений, ни восторга, ни новых открытий за каждым поворотом; от отеля до «Нейви пир», где устраивалась выставка, вела прямая как стрела улица. И Боже мой, какая стояла холодрыга!

Потянулись одинаковые дни, полные привычных дел. Каждое утро я начинала с изгнания злых духов, поселившихся в шкафу моего номера и заставлявших одежду садиться за ночь, — до того все стало тесным. С Йеном мы встречались за завтраком, потом отправлялись на выставку. Единственным способом отогнать мрачные мысли об абсолютном нуле за пределами отеля стало бесконечно напевать про себя «ла-ла-ла-ла-ла». «Ла-ла-ла» делало возможным выживание во время нашего восхождения на Эверест, то бишь полярной экспедиции от отеля до галереи.

В павильоне нас навещали расфуфыренные пиарщицы и иногда клиенты — две скульптуры были проданы. А нам приходилось целыми днями смотреть на рисунки, изображавшие лица злых младенцев: иные были выполнены с явной иронией, другие, глядевшие с полотен, внушали неподдельное отвращение. Дело в том, что наш павильон находился напротив экспозиции галереи Лану, странного, если не сказать жутковатого заведения, представляющего предметное, или фигуративное, искусство. Как и наша галерея, эта приехала с персональной выставкой; но в отличие от нашей экспозиции представленный Лану художник не относился к числу гениев. Гретар Ингварссон являл собой скорее полярную противоположность гениальному современнику: серия его картин была посвящена изображениям безобразных младенцев с очень неприятными глазами, в упор глядевшими на зрителя. Йен, который ни разу дурного слова не сказал о коллегах по цеху, обронил, что Ингварссон из Исландии, а тамошние жители широко известны склонностью к депрессии.