Онлайн книга «Самое гордое одиночество»
|
– Ты что, тут работаешь? – наивно спросила я. – Да, то есть нет, – замялся он и покраснел. – А-а!!! Этот Идейский петух свои книжки рекламирует! – догадалась Икки. – Твои ставит на задний план, чтоб никто не покупал, а свои на всеобщее обозрение выставляет! Что, нетленки не пользуются спросом? И реклама в общественном транспорте не помогла? – желчно спросила она бывшего мужа и вдруг захохотала, да громко так – на весь зал художественной литературы. Икки вспомнила те самые времена перед разводом, когда по утрам Женька спускался в метро, залезал в переполненный вагон, потом умудрялся сесть на освободившееся место, доставал из сумки книгу собственного сочинения, чтобы окружающим было видно название и имя автора и начинал ржать как ненормальный, надеясь, что пассажиры из разных концов вагона к нему проберутся и спросят, что он читает. А вечерами в самый час пик он совершал подобные поездки в спальные районы и катался там в битком набитых автобусах! – Куда вы пропали-то? – послышался позади Пулькин голос. – Икки, у тебя что, истерика? – И тут она увидела Женьку. – Овечкин! Как ты тут оказался? Ты что здесь делаешь? Снова в содружество наше влезть жаждешь? Можешь не мечтать! У нас был уже горький опыт! Два раза тебя, змею подколодную, на груди пригрели! И отстань от Икки! – Да! – воскликнула заведующая единственной проктологической аптекой, словно Овечкин действительно к ней приставал. – И не звони мне и на глаза не попадайся! Понял?! – Такое впечатление, что у гордости, которую Икки забыла дома, выросли ноги – она сама нашла дорогу до центрального книжного магазина и запрыгнула к хозяйке в душу или в голову (точно не знаю, где гордость живет). – Магазин закрывается! Просьба освободить помещение! – донеслось до наших ушей, и мы вместе с Овечкиным вышли на улицу. – Больно мне надо попадаться ей на глаза да еще звонить, – недовольно бубнил мой сокурсник. – Жень, ну что, на Марс-то летишь? – решила узнать я – все-таки Овечкин когда-то был моим другом. – Нет. – Что ж так? – язвительно спросила Икки. – Ходил по врачам – не разрешают, говорят, что у меня здоровье для полета слабое, да и зрение плохое. Я теперь в Африку собрался! – радостно сообщил он, и в его глазах появился блеск. – Новая бредовая идея. Я ведь говорила тебе, что он без них жить не может, – шепнула мне Икки на ухо. – А что ты в Африке-то собрался делать? – изумилась я. – Изучать банту – семью языков коренного населения Центральной и Южной части африканского материка. – Зачем? – изумилась я еще больше. – Как ты не понимаешь! На банту говорит 25 процентов общей численности населения Африки! А это почти 90 миллионов человек! – И Женька заговорил с такой горячностью, с какой убеждал меня полтора года назад в правильности своего намерения сделать операцию по перемене пола. – Все языки банту имеют сходный морфологический строй, синтаксис и некоторую часть общей лексики! Языки банту агглютинативные с элементами флективности. Фонетическая система характеризуется наличием музыкальных тонов, имеющих семантическое и грамматическое значение; в большинстве языков пять-семь гласных, слог открытый. Лишь в языках Камеруна... – он бы еще говорил и говорил, но Пулька прервала его: – Удачи тебе, Овечкин, а нам пора. – Ничего-то вы не понимаете! Э-эх! Бабы! – с негодованием и горечью воскликнул он и, обреченно махнув рукой, пошел прочь. – Хам! – со смешком вырвалось у Икки. – У тебя сердце не екнуло? – спросила я. – Что это оно у меня екать должно?! Я ведь сказала тебе: Овечкин – прочитанная книга! – А перечитать не хочешь? – не отступала я, думая, что лучше бы, наверное, для Икки было, если б она встречалась с одним, постоянным мужчиной. – Глупые книги не перечитываю! – И правильно! – поддержала ее Пулька, садясь за руль. – Вот скажите, почему мне одни дураки да подонки попадаются? За всю жизнь у меня не было ни одного нормального мужчины! – пожаловалась Икки, когда машина тронулась с места. – Мне тоже нормальных не попадалось. – И я рассказала о моем походе с Мнушкиным в «ресторацию». – Ужас! Маш, я не понимаю, почему ты слушаешь какую-то Любочку? Может, она тебя разыграть хотела, а ты поперлась с этой колючей бородавкой в общепит? – Ну, во-первых, Любочка – «не какая-то»! Она мой редактор! – А зачем ты в редакцию ездила? – поинтересовалась Икки. – Моя последняя книга вышла – «Секс на сеновале», и еще письмо пришло от поклонника моего таланта. – Да ты что?! – Ему 35 лет, светловолосый, сероглазый, Корнеем зовут. Просит, если, конечно, мы с Икки не являемся художественным вымыслом, позвонить ему. Мы очень ему понравились в «Записках», и с кем-нибудь из нас он с удовольствием связал бы свою жизнь. – Как? – спросила Икки, и рот ее открылся сам собой – бесконтрольно. – Он в письме целых три телефона указал, по которым с ним можно связаться. – Машка, позвони ему сегодня! Давай с ним встретимся! А вдруг это судьба? – заканючила Икки. – Маш, ты какая-то болтливая в последнее время стала! Совсем не думаешь, что говоришь, а особенно – кому! – укоризненно заметила Пулька, и я поняла, что несколько погорячилась – не нужно было рассказывать о Корнее, пока Икки еще не совсем здорова. – Ладно, девочки, вылезайте. Приехали! – Спасибо, Пуль, – смиренно проговорила я, осознав свою ошибку. – Может, зайдешь? – Нет. Устала я сегодня, а завтра у меня ночное дежурство. – Что-то больно часто она по ночам стала дежурить! Ты не заметила? – спросила Икки, когда Пулькина «каракатица» отъехала от дома, и добавила: – Злая она! – Ничего не злая! Ты тоже хороша! – Маш, а позвони сегодня этому Корнею! – Да ну тебя! – Будь другом, позвони! – Поздно уже! – Ничего не поздно – всего десять часов! А что, если это моя судьба? – Ладно, позвоню, – неохотно согласилась я. – А потом мне перезвони! Слышишь?! – кричала Икки издалека. – Позвоню, позвоню. Я вошла в подъезд, огляделась по сторонам (не поджидает ли меня кто-нибудь из агентурной группы пенсионерской партии?) и открыла почтовый ящик. Теперь я лазала туда чаще, чем обычно. И для этого у меня перед собой было неплохое оправдание: «Проверю, нет ли писем от мамы». Но буду честна хотя бы сама с собой – больше я ждала писем не от мамы, а от «лучшего человека нашего времени», и всякий раз, когда я, вытащив все рекламные газеты и тщательно ощупав холодное металлическое дно ящика, не обнаруживала там ровным счетом ничего, на душе становилось пусто – злоба, раздражение и отчаяние овладевали мной. И вдруг... |