Книга Мельница на лугу, страница 9 – Джейн Донелли

– Он защищал, – заверила она. – Но у меня лучше получалось. Кит имел обыкновение бороться справедливо. Я же обычно била ниже пояса. – Она откинулась на спинку дивана.

Корби разместился в кресле, между ними был маленький низкий стол. Он сказал:

– Если бы я был вашим братом, все считали бы, что я горе семейства.

– Я уже выросла из этого.

– Действительно?

На столе лежало большое блюдо для овощей, которое служило пепельницей; и привлекательное яйцо – гладкое, деревянное, нечетко овальной формы. Рисунок с завитками и зернами делали его привлекательным, к этому яйцу хотелось прикоснуться. Эмма взяла его обеими руками, поглаживая кончиками пальцев. Это очень расслабляло, мягкое поглаживание.

– Участвовали в хороших поединках в последнее время? – спросил Корби.

Она уже давно не дралась. Она упорно трудилась, но это было не больше чем крысиные гонки. Награды причитались. Трудности и препятствия были преодолимы. Она сказала:

– Нет, уже давно нет.

Она не могла не видеть, что ему хочется овладеть волнующим ее яйцом. Ей стало интересно, зачем здесь яйцо. Она сказала весело:

– Но если бы вы были противной стороной, я не думаю, что тратила бы впустую время, соблюдая правила.

В этом было что-то веселящее, в этой минутной неуверенности, чепуха это или серьезно. Самое безопасное, казалось, было улыбнуться, как если бы это была ерунда, в любом случае это было безопаснее. Улыбнувшись, она спросила:

– Вы жульничаете в шахматах?

– Вы недооцениваете своего отца, – сказал Корби. – У него острый глаз.

– Мой отец мечтатель. Люди обманывают его.

– Нет, если он не позволяет им. Он знает, когда его обманывают.

Он не был обманут в деле с мельницей – а именно это она спрашивала сейчас. Томас Чандлер – мечтатель, но он умен, так что, видимо, Корби прав.

Она обиделась немного – он понял ее отца лучше ее. Она сказала:

– Вы, кажется, много знаете о моем отце.

– Ваш отец, – начал Корби, – добрый и щедрый человек.

Она не могла спорить с этим.

– А мой… – Он сделал паузу. – Мой, – продолжил Корби, – был тем, кого в добрые старые дни имели обыкновение называть «судья висельников»; судья, часто выносящий смертный приговор. Правосудие без опасения, пользы или ущерба, и да поможет Бог грешнику, надеющемуся на милосердие.

– Мне жаль.

– Почему?

– Вы не любили его.

– Не больше, чем он любил меня, – согласился Корби. – И это проливает свет на нас обоих, потому что мы точная копия друг друга, плюс-минус сорок лет.

Он засмеялся, а Эмма сказала:

– Не думаю, что «судья висельников» нашел бы все это смешным.

– Вы правы, это так. Можно надеяться. Возможно, сходство только наружное.

– Возможно, – согласилась она, а сама подумала: интересно, глаза, в которые она глядит теперь, слишком пронзительны, чтобы ощущать от взгляда комфорт, а лицо такое, какое не хотелось бы видеть, сидя на скамье подсудимых, если нечиста совесть.

Она все еще поглаживала притягательное яйцо, потом положила его на ладонь и спросила:

– Вы сделали это?

– Друг сделал. Я купил его.

Ну, если друг продал… Она сказала:

– Симпатичная вещь. – Яйцо обладало естественной красотой древесины и оттенками от сливочных тонов шерстяной пряжи до глубоко насыщенного коричневого цвета. – Но я не могу представить вас сидящим здесь и поглаживающим это яйцо, чтобы успокоить нервы.

– Неужели? Можно долго говорить о сенсорном утешении. Поглаживание красивых вещей очень расслабляет.

– Но они должны быть гладкими. – Она растягивала слова, чтобы пальцы успели сделать обволакивающее движение вокруг яйца. – Попробуйте погладить колючий предмет.

– Понимаю вас, – сказал он. – Сейчас время ужина. Можно пригласить вас на ужин? Я часто ужинал в вашем доме. Я у вас в долгу.

– Не у меня, я никогда не кормила вас. – «Но покормила бы», – подумала она. – И я должна возвращаться. Я обещала не задерживаться надолго.

– Может, в другой раз?

Из вежливости стоило согласиться, но она не была уверена, что хочет этого. С ним было нелегко, с этим смуглым человеком, пишущим картины, от которых становилось сухо во рту. Но она признала:

– Мне понравилась ваша мельница.

– Хорошо, – сказал он. – Итак, перемирие?

Но ей подходил только вооруженный нейтралитет. Безразличие было бы удобнее, но он был сосед, не собирающийся сливаться с пейзажем. Она улыбнулась:

– Хорошо, я обещаю не убеждать отца отлучить вас от дома.

– В таком случае, – сказал он, – мельница – все еще член вашей семьи.

– Вместе с вами?

– Я сказал вам, что вы можете считать меня братом.

Она засмеялась, встряхнув головой, и ее волосы растрепались.

– О нет! Я не решила еще, как вас атрибутировать, но не думаю, что как брата.

– Это становится интересным.

Флиртовать можно было только на словах. Не то чтобы он потерял голову, он был способен держать себя в руках. Она также. Ее сердце было, без сомнения, отдано Марку. Но инстинкт говорил ей, чтобы она была поосторожнее с Корби Кемпсоном. Они могли говорить о перемирии, но она чувствовала скрытую угрозу, и противники из них вышли бы так же легко, как друзья.

Она вернула притягательное яйцо назад, на стол. Корби тут же взял его и вручил ей:

– Подарок.

– О! – Это потрясло ее. – Почему? Спасибо, но разве вам оно не нужно?

– Я не часто волнуюсь. – Он встал. Она встала тоже:

– И я также, если есть выбор.

– Нормальное правило, – сказал он. Посмотрел в окно, на огни «Хардич-Хаус». – Надеюсь, вы будете придерживаться его.

Если бы она положила яйцо назад, то признала бы, что поняла его намек. И она предпочла пропустить мимо ушей его замечание. Она спустилась по железной лестнице на первый этаж и вышла.

Следующую пару недель Эмма была занята поисками работы. И тут один из ее бывших покупателей сообщил ей о вакансии главного продавца в магазине одежды высшего класса в близлежащем городе. Эмма тут же помчались туда на собеседование. Ее сразу приняли.

Она вернулась в Лондон распорядиться некоторыми вещами из обстановки и собрать остальные вещи для отправки домой. Попрощавшись с друзьями, она обещала поддерживать с ними контакт.

Итак, она вернулась в свой настоящий дом. Она была рождена здесь и выросла здесь. Душой она никогда не была городской девушкой.