Онлайн книга «Белый отель»
|
Сердечно Ваш, Сакс Вена, Берггассе, 19. 18 мая 1931 г. Серкретарю Комитета по столетнему юбилею со дня смерти Гёте Городской совет, Френкфурт Уважаемый господин Кун, Простите, что задержался с ответом на Ваше любезное письмо. Однако я, насколько это позволяло состояние моего здоровья, не сидел тем временем без дела, и статья готова. Моя бывшая пациентка не возражает против публикации своих сочинений вместе со статьей, и я их прилагаю. Надеюсь, Вас не смутят непристойные выражения, разбросанные в ее слабых стихах, равно как менее вызывающие, но все-таки порнографические материалы в прозаическом толковании ее фантазий. Нужно иметь в виду, что а) их автор страдал сильной сексуальной истерией и б) эти сочинения относятся к области науки, где всегда принимается и применяется принцип nihil humanum [4] , и не в последнюю очередь тем поэтом, который советовал своим читателям не бояться и не отворачиваться от того, «что, неведомое людям или ими отвергаемое, бродит ночами по лабиринтам сердца». Искренне Ваш, Зигмунд Фрейд ЧАСТЬ 1
дон жуан 1
Мне снилась буря: рушились стволы деревьев, из ненастной сизой мглы безлюдный берег выпростался вдруг, дрожа от страха, я пыталась люк открыть, но не смогла; там был Ваш сын, в купе игру затеяли мы с ним, в тоннель влетел наш поезд – тьма, хоть глаз коли – рука проворно пробралась ко мне под платье, между бедер, сил дышать не оставалось, пригласил Ваш сын меня с собою – он хотел, чтоб в белый мы поехали отель, что в изумрудном озере в горах весь отражен, уже ни стыд, ни страх мне не могли, пылающей, помочь подол мой опустить, отбросить прочь его ладонь – и палец, два, и три протиснулись в меня, дрожа внутри, я ноги развела: по ним текло, тут проводник протер в купе стекло, на миг остолбенев, потом ушел, я вся была как пустотелый ствол желанья, жажды – до тех самых пор, пока мы в вестибюль во весь опор не ворвались – консьержка там спала — и он, ключи схвативши со стола, наверх стремглав не бросился опять, меня не прекращая раздевать при этом; небо было голубым, но к вечеру как будто белый дым поверх деревьев стройных закружил — то ветер дул с заснеженных вершин, с неделю провели мы среди них, постель не покидая ни на миг, Ваш сын меня почти распотрошил, профессор, я разбита, я без сил, не знаю, чем усталость эту снять, Вы можете помочь или понять? Второй наш вечер помнится мне так: ярился ветер жесткий, как наждак, меж лиственниц, окреп он, чтоб сорвать с беседки крышу – пагоде под стать; валы вздымались, многим утонуть сулила ночь, Ваш сын ласкал мне грудь, потом прижался ртом, сосок набух, в отеле свет мигнул, потом потух, шаги и гомон слышались во мгле, казалось, мы на белом корабле в открытом море, плеск и беготня повсюду раздавались, он меня сосал, сосал – я сдерживала крик: с такою силой он к соскам приник, что оба затвердели; как сквозь сон, порой мы различали стекол звон, потом в меня он втиснулся опять, Вам не понять, профессор, не понять, что там, в горах, за звезды, – свет их чист, огромные, что твой кленовый лист, все падали, все падали они, в воде озерной гасли их огни, то были Леониды, он сказал, мы слышали – на помощь кто-то звал; помимо члена, палец был во мне, они крест-накрест терлись в глубине, звучал то плач, то быстрый шепоток, он влез в другой проход, мой ноготок у комеля во мне сокрытый член ласкал – в меня утоплен, схвачен в плен, ему он больше не принадлежал, зигзаг слепящей вспышки пробежал так быстро, что исчез скорее, чем над крышей раскололся гром, затем все снова почернело, лишь в воде неверный свет струился кое-где, в бильярдной был потоп, все сбились с ног, боль нарастала, кончить он не мог, нам было так чудесно, со стыда сгораю я, профессор, но тогда мне было не до этого, хотя кричала я; примерно час спустя услышали мы хлопанье дверьми — от озера скорбящими людьми вносились трупы, ветер не стихал, Ваш сын, заснув, объятий не разжал. Однажды – мы стояли у окна — спасти решили кошку: чуть видна, чернела средь листвы она густой, в которой двое суток с ночи той с испугу провела; слепую злость ее когтей спасателям пришлось отведать, в тот же вечер из меня кровь заструилась, алым простыня окрасилась, я помню, он как раз показывал мне снимки – мы о Вас беседовали; я спросила: ты не возражаешь против красноты? — не следует буквально понимать слова «не покидали мы кровать», — едва коснулась кошка та земли, как мы, одевшись, ужинать сошли, там были танцы, прямо меж столов, пошатывалась я, под мой покров — одно лишь платье – воздух проникал, а он опять рукой меня ласкал, я слабо попыталась оттолкнуть его ладонь, но он успел шепнуть: я не могу, позволь мне, разреши, — танцующие пары от души нам улыбались; отодвинув стул, он сел и быстро пальцы облизнул, я видела, как красная рука |