Книга Любовный недуг, страница 23 – Анхелес Мастретта

– Что ты такое говоришь, Милагрос! Ты еще большая пессимистка, чем Диего.

– Я просто меньшая оптимистка, – сказала Милагрос, целуя свою племянницу. Потом, чтобы сменить тему разговора и хотя бы за ужином отдохнуть от забот, она спросила, как поживает ее подруга Соль.

Как и предполагала Соль Гарсия несколько лет назад, ее мать, любительница всех сватать, чем она занималась с почти маниакальной одержимостью и крайне успешно, сумела представить свою дочь во всем ее блеске одному из отпрысков самой богатой фамилии в городе и в стране. Очень скоро этот отпрыск потерял из-за Соль даже аппетит, хотя еда всегда была его единственной страстью, и стал искать способ сделать ее своей раз и навсегда. Владелец нескольких поместий, сахарных заводов, табачных плантаций, домов и денег в стране и за ее пределами завоевал Соль быстрее, чем Эмилия предполагала. И в тот момент, когда искорка сомнения промелькнула в душе девушки, ее мать придумала довольно неуклюжую, но убедительную метафору относительно того, что ее дочь была драгоценностью, а они должны храниться в роскошных ларцах. Как бы там ни было, шли приготовления к свадьбе, которая обещала запомниться надолго.

– Готово ли приданое принцессы? – спросила Милагрос, когда они ели суп.

– Оно еще не прибыло, – объявила Эмилия. – Они все заказали в Париже, даже нижнее белье. Но их багаж затерялся: одни сундуки прибыли в Веракрус, а другие еще не отправлены из Парижа. В этой неразберихе ей придется выходить замуж в нижней юбке из фламандских кружев, которую они получили вчера.

– Эта девочка унаследовала твой острый язычок, – сказала Милагрос ее сестра.

– Тем лучше для нее, – ответила Милагрос. – И предупреди свою подругу-сваху, что, если ее дочь не выйдет замуж в самое ближайшее время, ей придется стать женой банкрота.

– Но они хозяева половины штата Пуэбла и части штата Веракрус. Почему ты думаешь, что ее свадьба – дело рук Эвелии? – спросила Хосефа.

– Потому что она никогда не отличалась предусмотрительностью и заражена коммерческим азартом мужа, – сказала Милагрос осуждающим тоном.

– Этим заражаются легко, – вставила Эмилия. – Соль уже заразилась. Вчера она мне целый час рассказывала, сколько всего у нее теперь будет. Дом на проспекте Реформы, английская мебель, баварская посуда и рюмки шведского хрусталя. С ней очень трудно общаться, мне иногда хочется бросить ее, пусть живет как знает. В общем, она уверена, что ее будущее превосходно.

– Другого и нельзя ей пожелать, – сказала Хосефа.

– Тебя невозможно понять, Хосефа, – возразил Диего. – Ты реши: либо ты с одними, либо с другими, невозможно сразу угодить и нашим и вашим.

– Почему ты так говоришь? – ответила ему Хосефа, нюхая рыбу. – Думаю, что я переборщила чили.

– Диего хочет сказать, что нельзя одновременно ждать, чтобы что-то изменилось, и желать, чтобы все было хорошо у нынешних хозяев жизни, – объяснила Милагрос. – Ты действительно переложила чили, но рыба вкусная.

– Нет, невкусная, – возразила Хосефа.

– Давно такой вкусной не ел, – сказал Диего. – Тебе не нравится, Эмилия? Почему ты не ешь?

– У Соль кольцо на полпальца, – сказала в ответ Эмилия. – Даже кажется, что она так и завалится набок.

– И поэтому ты не притронулась к еде? – спросила Хосефа.

– Я не очень голодна.

– Все равно поешь, – сказала Милагрос. – Делай запасы на голодный год.

– Почему ты сейчас так упорно говоришь об этом? – спросила ее сестра.

– Потому что я прочитала много книг о войне, – ответила Милагрос.

– Только не рассказывай нам о ней! – взмолился Диего. – А ты, Эмилия, на всякий случай зря не переводи еду. Тебе хочется иметь кольцо, как у Соль?

– Зачем оно ей? – спросила Хосефа. – Она разумная девочка.

– Чтобы быть неразумной. Пойдем в пятницу в цирк? Или, может, ты чувствуешь себя слишком взрослой? – спросила Милагрос Вейтиа.

– Пойдем, – сказала Эмилия, снова отодвигая рыбу. – А когда?

– Представление будет завтра и в воскресенье.

– А что за цирк? – спросила у нее Хосефа.

Милагрос стала рассказывать о столичном цирке «Метрополитано». Его хозяин собирался пожертвовать на избирательную кампанию Мадеро половину своих сборов в Пуэбле.

– Если он об этом заявит, то потеряет третью часть публики, – сказал Диего.

– Но он этого не сделает. Я точно знаю, так как мне поручили вчера вечером убедить его в этом.

– Как же ты его убедила? – спросила Хосефа.

– Убедительными аргументами, сестренка. Не волнуйся, я не запятнала честь семьи.

– Если от нее хоть что-нибудь еще осталось, – сказал Диего.

– По правде говоря, мы еще не оправились от брака Хосефы. Представь себе, выйти замуж за никому неизвестного парня, только что приехавшего с Карибского моря.

– Да, я приехал оттуда, но нельзя сказать, что я не был известен. Здесь меня никто не знал в силу вашего полного невежества. Жители этого города всегда думали, что все, что им неизвестно, просто не существует. Но я был знаменит там, где я бывал, – сказал Диего и поцеловал свою жену за ушком.

– Пойдем-ка, Эмилия, тут намечается важное собрание. Пойдешь со мной к твоему свекру? – спросила Милагрос, имея в виду доктора Куэнку.

– Да, – ответила Эмилия, вскакивая со стула.

– Милагрос, не морочь ей голову. В один прекрасный день явится Даниэль, привезет американскую жену, посмотрим тогда, как ты будешь ее утешать, – предостерегла Хосефа.

– Никто никого не может утешить, но может вселить надежду. Мы только узнаем, доставил ли посыльный письмо, и вернемся, – сказала Милагрос, напоминавшая сейчас девочку-подростка. – Давай, Эмилия, поцелуй мамочку так крепко, чтобы этот поцелуй не успел высохнуть за те полчаса, что мы будем отсутствовать. Мы скоро увидимся, свояк, у тебя есть время успокоить новую представительницу радикалов.

– Не смейся надо мной, Милагрос, – попросила Хосефа.

– Я говорю это с энтузиазмом, сестренка. Пока, – сказала Милагрос, потянув за собой Эмилию, которая тем временем запустила палец в карамель на флане. [23]

Через час они вернулись в теплую гостиную дома Саури. Было тихо, но свет еще горел.

– Твои родители; жгут электричество, как будто не им за него платить, – сказала Милагрос. – Надо же! Оставить все лампы включенными. Ну, что тебе пишет Даниэль?

– Ты же знаешь, пустяки, – ответила Эмилия, складывая письмо и пряча его под блузкой.

Милагрос упала в кресло, словно она много танцевала и обессилела. Эмилия села напротив нее, положив поднятые ноги на плетеное кресло-качалку. При этом она как-то ухитрилась свернуть их кренделем.