Онлайн книга «Она уже мертва»
|
– Она сбежала. Что о ней говорить. Всплывет в какой-нибудь Москве через пару дней. То-то мы посмеемся. Почти тут же раздалось короткое «ха-ха», – и Белка сразу узнала Миша. А потом подумала, что «всплывет» – не самое удачное слово. Зловещее. Наверное, похожие мысли возникли и в голове у Парвати, оттого она и переспросила: – Всплывет? – В смысле – отыщется, – тут же поправилась Маш. – Хорошо бы. – Она сбежала со своим парнем. Что тут думать? – Когда ты видела ее в последний раз? – Вообще-то, об этом нас с Мишкой уже спрашивали. Участковый. Вы при этом присутствовали, – МашМиш, в отличие от Сережи, Лёки и младших детей, обращались к бабке на «вы». – Ничего нового я сказать не могу. – А ты подумай хорошенько. – Даже напрягаться не стану, – веселая дерзость Маш вызвала у Белки восхищение, смешанное со страхом, и она так крепко ухватилась за стул, что побелели костяшки пальцев. – Ты, я смотрю, не особенно расстроена. – Другие тоже не убиваются. И вас я с носовым платком не видела. – Придержи язык, а то… – А то – что? – Раз ты ничего нового сказать не хочешь, придется это сделать мне. Ну-ка, расскажи, о чем вы с братом говорили на пляже? – Мы много о чем говорим на пляже, – на этот раз голос Маш звучал не так уверенно, как раньше. – Может, ты мне скажешь, Михаил? – Мы много о чем говорим… – эхом откликнулся Миш. – И что же вы говорили об Асте? В комнате повисла тишина, такая оглушительная, что было слышно, как поскрипывает нитка под крючком Парвати. – Н-ничего особенного. – И не высказывались в том духе, что она м-мм… не самый лучший человек? Что хорошо бы ей исчезнуть с лица земли. А, Михаил? Первой не выдержала Маш: – Я ее терпеть не могу, это правда. Никакой не секрет. Ну и что? – Я спросила у твоего брата. Парвати знает, куда бить. Она целится не в бронебойную Маш, а в слабака Миша, если истребитель не выдержит и сорвется в штопор – во всем будет виноват именно Миш, никто другой. – Ну? – Мы не ссорились с Астой, – заныл горе-летчик. – Я и не утверждаю, что вы ссорились. Вы просто решили избавиться от нее. – Нет!!! Неясно, кто произнес это – Маш или Миш, голос совершенно бесплотен, ничто не может спасти маленький истребитель от гибели. Ничто, кроме чуда. – Твой брат, понятное дело, был против, – продолжала напирать Парвати. – Ведь так? – Я… Я… – Заткнись, Миккель, – отрывисто бросила Маш. – Пусть говорит. – Ему нечего сказать. Потому что все это неправда. – Что именно? – Что… что мы хотели избавиться. – Кое-кто слышал ваш разговор. В подробностях. – Там же никого не было… – простодушный Миш прокололся первым. – Заткнись! – Говори. Радиоспектакль за ширмой набирает обороты, два голоса – Маш и Парвати – мутузят друг друга, как боксеры на ринге. Маш явно проигрывает бабке, ее жестким, как наждак, интонациям. Странно, но Белка испытывает ту же боль, какую испытала совсем недавно, прыгая по камням; только теперь эта боль переместилась с беззащитных пяток куда-то в грудную клетку, в сердце. Парвати не должна вести себя так, как будто МашМиш – посторонние, они ведь ее внуки!.. – Нет ничего тайного, что не стало бы явным. – Тоже мне, открытие месяца, – огрызнулась Маш. – Если вы совершили это, – Парвати сделала упор на «это». – Если вы совершили… – Нет. Мы ее и пальцем не тронули. – Михаил? – Мы ее и пальцем не тронули… Жалкий, жалкий Миш! Он способен лишь воспроизвести сконструированные Маш фразы, но в его исполнении оны выглядят куцыми, съежившимися. Лишенными всякого смысла. Добиваться правды от Миша – все равно что добиваться правды от гамака в беседке. Скажи сейчас Маш: «Да, мы совершили ужасное», Миш повторит все сказанное сестрой; но в этом признании не будет ни раскаяния, ни сожаления, лишь пустая оболочка. Никчемная шкурка, которую змеи сбрасывают во время линьки. – Я бы хотела взглянуть на него, – сказала Маш. – На кого? – На того человека, который… который все это придумал. – Такое не придумаешь, – заметила Парвати. – Предъявите мне этого человека, и мы посмотрим друг другу в глаза. Что, если Парвати решит представить МашМишу единственного свидетеля их дурных намерений прямо сейчас? От страха Белка сползла со стула и прижалась носом к ширме: изнанка Багдада оказалась изъеденной жучком-древоточцем, от самого дерева пахло затхлостью и еще чем-то, не очень приятным, – кажется, тиной. Той самой, которая со всех сторон окружала Лазаря в гроте. И Белке вдруг захотелось оказаться на его месте – там, где бессильны гнев и мстительность Маш, и холодная отстраненность Парвати, которая никого, никого не любит! Разве что Сережу, – но на Белку ей точно наплевать. Один кивок подбородка, – и Сережа отодвинет ширму, и Белка предстанет перед МашМишем! И никто ее не защитит. Даже Повелитель кузнечиков. – Этот человек соврал, – продолжила Маш. – Не знаю, зачем он это сделал. Наверное, ненавидит нас с Миккелем, вот и придумал историю. У него больная фантазия. – Такое не придумаешь, – снова повторила Парвати, но теперь ее голос звучал не так уверенно, как раньше. – Придумать можно все, что угодно. Или услышать то, что хочешь услышать. Я готова поговорить с ним. Миккель, я думаю, тоже будет не против. Правда? – Э-э… – Чем вороненок нехорош? Он черен телом и душой, – нараспев произнесла Маш, как будто издеваясь над всеми, присутствующими в комнате. Быть может, эта фраза имела тайный смысл, и даже скорее всего. И адресована она была единственному посвященному – Мишу. Тот приободрился: – Я не против. – Давайте его сюда, и я в два счета докажу, что он врунишка, – В голосе Маш было столько торжества и пренебрежения одновременно, как будто она знала, кто противостоит ей: не Парвати и не Сережа, единственные взрослые и достойные соперники. Кто-то другой, совершенно ничтожный, маленький – как морская блоха дафния, как стрекоза. Оборвать ей крылья хватало сил даже у четырехлетнего Гульки, что уж говорить о Маш? Маш владеет таинственным и страшным бэнг-бэнг-бэнг, и то, что Белка до сих пор не упала бездыханной, с дыркой во лбу, – всего лишь случайность. Или добрая воля кузенов из Саранска. Но ветер в любой момент может перемениться, и добрая воля станет злой. |