Онлайн книга «О красоте»
|
— Слышь, кончай рот разевать. Что ты знаешь про улицу? Ты ж ее не видала. — А это что? — спросила Зора, ткнув в землю пальцем. — Зефир? — Брось. Это не Америка. Разве это Америка, это детская площадка. Я родился в этой стране, я знаю. Ты смотайся в Роксбери или в Бронкс [9] — вот Америка и вот улица. — Леви, ты не живешь в Роксбери, — медленно проговорила Зора. — Ты живешь в Веллингтоне. И мотаешься в Арундел [10] . И носишь белье со своими инициалами. — А я, интересно, уличный? — задумался Говард. — Я полон сил, и у меня есть шевелюра, глаза и прочее. И яйца первый сорт. Конечно, IQ мой выше среднего, но пороху во мне много. — О нет. — Папа, не говори «яйца». Пожалуйста. — Так я гожусь для улицы? — Черт, почему ты из всего делаешь хохму? — Я так хочу быть уличным! — Мам, ну скажи ему. — Я разве не пацан? Ну погляди. — Говард начал выворачиваться наизнанку, усиленно работая телом и руками. Кики вскрикнула и прикрыла глаза ладонью. — Честное слово, мам, я иду домой — еще раз он дернется, и я ухожу. Леви отчаянно искал свой капюшон, чтобы закрыться от пантомимы Говарда, который и не думал останавливаться. Через несколько мгновений Говард порадовал публику единственным хранившимся в его памяти отрывком из рэпперской песни — эти строчки он таинственным образом выудил из лирической жвачки, которую ежедневно жевал Леви. — Моя шняга не коряга, — начал Говард. Его домочадцы взвыли от ужаса. — Мой батон умен, как Платон. — Все, меня нет. Леви ловко рванул вперед и нырнул в муравейник, сочившийся в ворота парка. Все рассмеялись, даже Джером, и, глядя, как он смеется, Кики почувствовала облегчение. С Говардом всегда было весело. Ей уже при первой встрече с ним пришла в голову расчетливая мысль: он из тех отцов, которые могут рассмешить своих детей. Кики ласково ущипнула его за локоть. — Что-нибудь не так? — самодовольно спросил Говард и разомкнул сложенные на груди руки. — Все так, милый. Телефон-то у него есть? — спросила Кики. — Есть — мой, — ответил Джером. — Он стащил его утром из моей комнаты. Они примкнули к медленно текущей толпе, и парк дохнул на Белси своими сладкими, живыми, плотными ароматами уходящего лета. Этим влажным сентябрьским вечером Бостон-Коммон был мало похож на ухоженное историческое место громких речей и публичных казней. Он презрел садовников и возвращался к естественности и дикости. Бостонская чопорность, присущая, по мнению Говарда, всему историческому, просто не устояла перед наплывом жарких тел, стрекотом сверчков, нежной сыростью деревьев и мелодичной какофонией, создаваемой при настройке инструментов. И слава богу. С ветвей свисали желтые, как рапс, фонарики. — Вот здорово, — сказал Джером. — Оркестр словно парит над водой. Огни отражаются, поэтому так и кажется. — Ага, — ответил Говард, глядя на островок, висящий над водой в ореоле отражений. — Ну и ну, ух ты, обалдеть. Оркестр расположился на маленькой сцене по ту сторону пруда. Говард, единственный неблизорукий представитель Белси, заметил, что все музыканты мужского пола были в галстуках с рисунком в виде нот. Женщины носили тот же узор на талии, на широких, как кушаки, поясах. Над головами оркестрантов маячил гигантский транспарант с печальным профилем одутловатого, похожего на хомяка Моцарта. — А где хор? — спросила, оглядываясь, Кики. — Под водой. Он вынырнет попозже, как… — Говард изобразил человека, всплывающего из морских глубин во всем своем великолепии. — Есть Моцарт на льду, а это Моцарт в пруду. Так меньше несчастных случаев. Кики тихонько рассмеялась, но внезапно ее лицо изменилось, и она сжала запястье мужа. — Ох, Говард, — сказала она, настороженно глядя в глубь парка. — Есть две новости, хорошая и плохая. — А? — откликнулся Говард, обернулся и увидел, что обе новости идут к нему по лужайке и машут рукой: Эрскайн Джиджиди и Джек Френч, декан гуманитарного факультета. Джек Френч, в типичных для Новой Англии широких штанах, перебирал своими длинными ногами плейбоя. Сколько же ему лет? Говард вечно терялся в догадках. Джеку Френчу с равным успехом могло быть и пятьдесят два, и семьдесят девять. Спросить его прямо было нельзя, а значит, нельзя было узнать наверное. Он походил на звезду экрана, граненая геометрия его лица напоминала картины Уиндхема Льюиса {6}. Лирические, слегка удивленные брови Джека норовили сложиться в пирамиду, а кожа была темная, тысячелетняя, словно его извлекли из торфяного болота по прошествии долгих веков. Седые шелковистые волосы, редкие, но покрывающие череп целиком, отметали подозрения Говарда, что декан стар, как баобаб, и были явно пострижены так же, как в молодости, когда, стоя на носу лодки и прикрывая ладонью глаза, двадцатидвухлетний Джек вглядывался в берег Нантакета {7} и гадал, не Долли ли стоит там на пирсе к нему лицом, держа два стакана виски с содовой. Эрскайн был полной противоположностью: отполированная, без единого волоска макушка и волшебные родинки, наполнявшие Говарда неизъяснимым весельем. На сей раз Эрскайн был в костюме - тройке невозможно желтого цвета, и каждая клетка его свободолюбивого тела противилась всем трем составляющим этого наряда. На миниатюрных ногах красовались остроносые туфли на кубинском каблуке. В целом он производил впечатление быка, делающего первые па перед боем. Когда парочка еще была метрах в десяти, Говард мог быстро и незаметно поменяться местами с Кики, чтобы Эрскайн естественным образом повернул к нему, а Джек пошел своей дорогой. Так он и поступил, но, к сожалению, Джек не понимал, что значит диалог, он всегда обращался к людям. Точнее даже не к людям, а к пустоте между людьми. — Так, все Белси в сборе, — очень медленно проговорил Джек, и каждый Белси спросил себя, на кого же из них он все-таки смотрит. — Но одного, кажется, не хватает. Все Белси, кроме одного. — Нет младшего, Леви, он потерялся. Отстал. Если честно, ему ужасно хотелось отстать, — небрежно сказала Кики и засмеялась. Засмеялись и Зора, и Джером, и Говард с Эрскайном, и наконец, в самую последнюю очередь, раздался бесконечно медленный смех Джека Френча. — Мои дети… — начал Джек. — Да? — откликнулся Говард. — …потратили массу времени… — Угу, — подбадривал Говард. — … стараясь… — Ха-ха, — сказал Говард. — Ну что ж. — …потерять меня из виду в общественных местах, — закончил Джек. |