Книга Абсурдистан, страница 60 – Гари Штейнгарт

— Счастлив с вами познакомиться, — медленно произнес он по-русски с сильным кавказским акцентом.

— «Тихо поднимается леопард», — сказал я, — это звучит знакомо. Вашу пьесу не ставили недавно в Петербурге?

Возможно, — ответил Парка Мук, с сожалением выпуская куриную ножку. — Но она не очень хорошая. Если поставить рядом со мной Шекспира, Беккета или даже Пинтера, видно, что я очень незначителен.

— Чушь, чушь! — хором закричали собравшиеся.

— Вы очень скромны, — сказал я драматургу.

Он улыбнулся, замахав на меня руками:

— Приятно сделать что-нибудь для своей страны. Но скоро я умру, и мой труд исчезнет навеки. О, ладно. Смерть будет для меня желанным отдохновением. Я жду не дождусь своего смертного часа. Может быть, этот чудесный день наступит завтра. Итак, о чем вы меня спросили?

— О Сакхе, — напомнил ему мистер Нанабрагов.

— Ах да. Я знал вашего друга Сакху. Он был моим соратником по антисоветской пропаганде. В последнее время мы придерживались разных взглядов…

— Но вы по-прежнему были близкими друзьями, — перебил его мистер Нанабрагов.

— В последнее время мы придерживались разных взглядов, — повторил Парка Мук, — но, когда я увидел по телевизору его тело, лежащее в грязи, мне пришлось закрыть глаза. В тот день так ярко светило солнце. Эти адские летние месяцы! Порой днем, когда так нещадно светит солнце, — как бы это выразить — сам солнечный свет становится фальшивым. Итак, я задернул шторы и предался воспоминаниям о лучших днях.

— И он проклял монстров свани, которые убили его лучшего друга, Сакху, — подсказал драматургу мистер Нанабрагов.

Парка Мук издал вздох и плотоядно взглянул на недоеденную куриную ножку.

— Это верно, — пробормотал он, — я проклял… — Он перевел на меня усталый взгляд. — Я проклял…

— Вы прокляли монстров свани, — повторил мистер Нанабрагов, подергиваясь от нетерпения.

— Я проклял монстров…

— …которые убили вашего лучшего друга.

— …которые убили моего лучшего друга Сакху. Это так.

Мы наблюдали, как старый драматург снова взялся за куриную ножку и начал тщательно ее обгладывать. Я ощутил страстное желание утешить его, да и весь народ сево. Да поможет мне Бог, но я находил их феодальный менталитет очаровательным. Я не мог винить за невежество этот маленький впечатлительный народ, окруженный нациями, которым не хватает интеллектуальной суровости. Они были молоды и еще не сформировались, как молоденькая девчонка, пытающаяся завоевать расположение взрослых с помощью надменных манер и кокетства и намеренно выставляющая напоказ свою тощую лодыжку. Забудь о своей петербургской благотворительности! Вот перед тобой «Мишины дети»! И я присягнул на верность их солнечному, незрелому делу, их мечтам о свободе и несбыточном счастье.

— Мир слышал о вашем положении, — заверил я, — и скоро у вас будет ваш словарь и ваш нефтепровод.

— О, если бы только! — Мужчины начали вздыхать и со счастливым видом дуть в свои пустые рога для вина.

— Вчера произошла трагедия, — сказал мистер Нанабрагов. — Трагедия, которая все изменит.

— Это конец, конец, — согласились его соплеменники.

— Один итальянский антиглобалист, молодой человек, — продолжал мистер Нанабрагов, — был убит итальянской полицией в Генуе, где проходит саммит «Большой восьмерки».

— Как печально, — согласился я. — Если красивого человека Средиземноморья можно лишить жизни, то каковы же шансы у нас?

— Как раз когда наша борьба за демократию приобрела рыночные акции в средствах массовой информации всего мира, — сказал мистер Нанабрагов, — нас изгнали из теленовостей.

— Всего один мертвый итальянец! — простонал Буби, дергая себя за футболку, словно хотел присоединиться к судорогам своего отца. — У нас на прошлой неделе убили шестьдесят пять человек…

— Включая твоего любимого Сакху, — напомнил ему мистер Нанабрагов.

— …и никому нет до этого дела, — закончил Буби.

— В отличие от этих богатых испорченных итальянцев, мы за глобализацию, — сказал мне мистер Нанабрагов. — Мы хотим капитализм и Америку.

— И Израиль, — добавил Буби.

— У нас передают и Би-би-си, и «Франс-два», и «Немецкая волна», и Си-эн-эн, а теперь, какой канал ни включи, все рыдают над этим генуэзским хулиганом.

— Сколько же таких хулиганов нужно убить нам? — возмутился Буби.

— Тише, сынок, мы же мирная нация, — увещевал его мистер Нанабрагов.

Все повернулись ко мне, дружно дергая себя за рубашки. Парка Мук положил свою куриную ножку и элегантно рыгнул в ладошку.

— Трудно определить ваш конфликт, — сказал я. — Никто на самом деле не знает, из-за чего он.

— Из-за независимости! — вскричал мистер Нанабрагов.

— И Израиля, — добавил Буби.

— Святой Сево Освободитель! — закричал один пожилой человек.

— Истинная перекладина Христа.

— Вороватый армянин.

— «Тихо поднимается леопард».

— И не забудьте о новом словаре Парки!

— Все это хорошие вещи, — согласился я. — Но никто не знает, где находится ваша страна и кто вы такие. У вас нет знаменитой национальной кухни; ваша диаспора, насколько я понял, находится главным образом в Южной Калифорнии, на расстоянии трех часовых поясов от национальных средств массовой информации в Нью-Йорке; и у вас нет широко известного, затяжного конфликта, как у израильтян с палестинцами, который люди из более богатых стран могли бы обсуждать за обеденным столом, принимая чью-то сторону. Самое лучшее, что вы можете сделать, — это добиться вмешательства ООН. Может быть, они пришлют свои войска.

— Мы не хотим ООН, — возразил мистер Нанабрагов. — Мы не хотим, чтобы войска из Шри-Ланки патрулировали наши улицы. Мы хотим кое-что получше. Мы хотим Америку.

— Мы хотим классно провести время, — сказал по-английски Буби.

— Пожалуйста, переговорите с Израилем, — попросил мистер Нанабрагов, — и тогда, может быть, они порекомендуют нас Америке.

— Как же я могу переговорить с Израилем? — спросил я. — Что я могу сказать? Ведь я всего лишь частное лицо, гражданин Бельгии.

— Ваш отец знал бы, что сказать, — упрекнул меня мистер Нанабрагов.

Мы тихо сидели, пережевывая этот факт как жвачку. Зяблики пели воробьям, воробьи отвечали им тем же. Произошел сбой в подаче электроэнергии. Дом погрузился в темноту, на застекленных верандах, увитых виноградом, сразу же появились тени, залитые лунным светом. Наконец подключились резервные генераторы. Мы услышали, как женщины на кухне поют что-то печальное. Голос моей Наны явно отсутствовал в хоре. Откуда-то издалека донесся вой собаки, которая подхватила этот грустный напев.