Книга Приключения русского дебютанта, страница 94 – Гари Штейнгарт

— Да, — подтвердила Леночка. — Помню, из Австрии, каждое яйцо с картинкой Вольфганга Амадея Моцарта. Я одно время училась музыке в консерватории Киева.

Они переглянулись, улыбнулись и пробормотали несколько слов по-русски. Владимиру показалось, что он уловил нежное «ласточка ты моя». Сурок чмокнул Лену в щеку и повернулся к остальным, несколько смущенный.

— А-а-а, — протянул Сурок, утратив на секунду нить повествования. — Да. Прелестная история. И вот бегу я в девочкин дом, Лена уже кончает плохое дело, моется, но мне неважно, я дверь открывать, она стоит там с полотенцем, и я никогда не видел такого… О! Кожа бела! Волосы красны! Боже мой! Боже мой! Господи! Русская красота! Я падаю на ноги и даю ей цветы, яйцо Моцарта, и… и… — Он посмотрел на Лену, потом на Владимира и снова на возлюбленную. Приложил руку к сердцу. — И… — прошептал Сурок.

— И через четыре месяца мы здесь с вами за столом, — подытожила практичная Лена. — А теперь скажи, — обратилась она к впавшей в ступор Морган, — как вы с Владимиром познакомились?

— На поэтическом вечере, — промямлила Морган, оглядываясь, видимо в надежде отыскать в зале законопослушного соплеменника, который разделил бы ее чувства. Как же. Каждый второй посетитель был разнузданным столованским бизнесменом в двубортном сиреневом пиджаке, с приятной двадцатилетней спутницей под боком. — Владимир — очень хороший поэт, — добавила Морган.

— Да, он, наверное, поэт-лауреат, — рассмеялась Лена.

— В «Радости» он читал стихотворение о своей матери, — продолжала Морган, пытаясь перевести разговор в высшие сферы. — Про то, как он пошел в Чайнатаун с матерью. Стихотворение показалось мне очень красивым.

— Русский любит свою мать, — вздохнул Сурок. — Моя мама умерла в Одессе, пятьдесят седьмой год, почки, понимаете? Я был совсем малыш. Она была суровая женщина, но еще бы разок поцеловать ее и сказать «спокойной ночи». Во весь мир у меня один папа в Нью-Йорке, он моряк-инвалид. Так я узнал о Владимире. Он помочь моему папе получить штатское гражданство путем преступления против Американской иммиграционной службы. Значит, он еще и преступник-лауреат, мой Володечка!

Морган положила на тарелку недоеденный бургер с зеленью и свирепо уставилась на Владимира; капелька кетчупа устроилась на ее верхней губе.

— Да о чем тут говорить! — застенчиво прокомментировал Владимир обвинение в преступной деятельности. — В Иммиграционной службе безопасности закрутилась некая интрига. Ну я и сделал, что мог. О, это был полный улет.

— Сурок сказать мне смешную историю, — вспомнила Леночка, — про то, как Владимир брать деньги у богатого канадца и потом продать лошадиный наркотик американцам в клубе. У тебя очень ловкий парень, Морган.

Морган с силой ткнула Владимира в плечо.

— Он инвестор. Он вложил деньги Гарольда Грина в клуб. И он не торгует наркотиками. Этим занимается тот финн. Диджей Пааво.

— Брать, вкладывать — какая разница? — возразил Владимир. Но про себя подумал, что с благодушными откровениями пора закругляться, как бы они не повредили «ПраваИнвесту». Морган по-прежнему числилась в подругах Александры и, следовательно, членом тусовки, модной выделки краеугольного камня пирамиды.

Однако, наклонившись, чтобы стереть кетчуп с дрожащей губы Морган, он украдкой шепнул ей на ухо: «Морган в ГУЛАГ!» и «Смерть Ноге!».

Ему всего лишь хотелось, чтобы она поняла, на каком они свете.

Ссора началась в машине, стоило Владимиру в последний раз помахать Лене и Сурку. Ян колесил по Бруклайновым Садам средь темных домов (на некоторых все еще висели праздничные гирлянды и пожелания «Веселого Рождества») в поисках выезда на Уэстморленд-стрит, гладкую, заасфальтированную артерию, соединявшую пригородный рай Сурка с ухабистым городским шоссе, умирающими фабриками и осыпающимися панеляками. Между тем Морган громко выражала свои чувства.

— Он познакомился со своей подружкой в публичном доме! — орала она так, словно это была самая чудовищная новость из услышанных ею за вечер. — Он гангстер, мать его!.. А ты! ТЫ!

— Не ожидала, да? — осведомился Владимир притворно безмятежным тоном. — Ужасно, когда люди не откровенны друг с другом.

— Что ты имеешь в виду?

— Даже и не знаю, Морги… Давай подумаем. Томаш. Смерть Ноге. Что скажешь?

— При чем здесь Томаш? — закричала она в ответ.

— Ты с ним трахаешься.

— С кем?

— С Томашем.

— О, ради бога.

— Тогда что?

— Мы вместе работаем над одним проектом. — Она выдернула из подставки пустую банку и принялась мять ее изо всех своих немалых сил.

— Над проектом? Каким же, если не секрет?

— Это политический проект, Влади. Тебя он не заинтересует. Тебе больше по душе грабить несчастных канадцев и подсаживать друзей на лошадиное дерьмо.

— Гм, политический проект. Заманчиво! Моя помощь не требуется? Знаешь ли, я парень образованный по части гражданского общества. По крайней мере два раза читал «Государство и революция» Ленина, когда учился в колледже.

— Ты прекрасный человек, Владимир, — проговорила Морган.

— Да пошла ты, Морги. Что за проект? Никак, собираетесь взорвать Ногу. А в той запечатанной комнате хранится динамит. Вы с Томми подожжете запальный шнур во время первомайской демонстрации, и трупы бабушек, куда ни глянь…

Морган швырнула в него банкой, та, задев левое ухо Владимира, ударилась о тонированное стекло.

— Дети, пожалуйста, ведите себя хорошо в дорогой машине, — сделал им замечание Ян с водительского места.

— Что за фигня, Морган? — зашипел Владимир. — Зачем ты это сделала?

Морган не ответила. Она смотрела в окно — посреди шоссе яркими вспышками горела перевернувшаяся цистерна с нефтью, пожарные в светящихся куртках жестами указывали Яну на объездную дорогу.

— Ты что, рехнулась?

Она по-прежнему молчала, ее молчание бесило Владимира, и одновременно его слегка подташнивало.

— О-о-о, так я прав? — с издевкой продолжил он. — Собираешься Ногу взорвать? Малышка Морган и ее платонический дружок Томаш надумали взорвать Ногу!

— Нет, — ответила Морган.

— Прошу прощения?

— Нет, — повторила она.

И это второе «нет» выдало ее.

Нет, задумался Владимир. Что, черт побери, происходит? Первому отрицанию он поверил, но к нему добавилось второе, а потом еще ее долгое молчание и бросок пустой банкой из-под содовой. Что же получается? Но это невозможно. Смерть Ноге? Нет. Да? Нет. Но каким образом?

— Морган, — Владимир внезапно посерьезнел, — ты ведь не собираешься взрывать Ногу, правда? Ведь это по меньшей мере…