Книга Сокрытые лица, страница 32 – Сальвадор Дали

– Кретин! Недоумок! – вопила Бетка в ярости. В это мгновенье сквозь разводы и волны стеклянной дверной панели оба заметили быстро приближавшиеся силуэты двух других братьев Монтури. Ни о чем не подозревая, они попытались открыть дверь, нажав бедрами, но та не поддалась. Тогда, втянув животы, чтобы как-то пролезть в щель между ней и косяком, братья с трудом просочились в комнату, один за другим, у обоих в каждой руке было по бутылке пива, подернутой морозной пленкой и ошметками соломы.

– Мы помешали? – спросил самый высокий брат Монтури, ставя бутылки на пол и потирая две длинные царапины поперек живота, оставленные дверью. Глянул на Бетку. – Простите, но нам больше негде одеться.

– Вы акробатка? – спросил второй брат.

Бетка не ответила. Она ждала с сигаретой во рту, когда Марко найдет спички.

– Она журналистка, – сказал Марко, уверенно прикуривая Бетке сигарету. – Хочет наших фотографий для газеты.

– Вот что нам нужно, – продолжил второй брат, – хорошенькую медновласую блондинку вроде вас – и «Колесо фараона» будет идеально! Мы тут можем хоть убиться, чтоб сделать интересный номер, хоть в тряпки измотаться, но не видать нам успеха без хорошенькой блондинки!

– Неплохая мысль, надо подумать, – сказала Бетка весело и дружелюбно. – У меня есть кое-какой опыт в танцах.

Она попыталась встать на цыпочки, но тут ее туфля поскользнулась на вишневой косточке, и она позволила себе упасть в объятья самого высокого брата, а тот поймал ее за талию и восторженно воскликнул:

– Смотрите! Никогда в жизни не видал я талии тоньше! – И в доказательство обхватил ее всю двумя руками – с тем же изяществом, с каким солдат берется за ружье, что бы взять «на караул». Удерживая, он осторожно ее поднимал, пока Бетка не достала до потолка. Она уже сменила гнев на милость и улыбалась весь путь наверх, не прекращая спокойно курить сигарету. И вот Монтури наклонил Бетку вперед, и та, напрягши все тело, развела ноги по сторонам братовой головы и раскрыла руки, словно изображая крылья самолета. В этот миг Бетка отчетливо услышала, как бурчит у нее живот, и, желая заглушить этот звук, расхохоталась, хрустально вскрикивая, ибо в этой позе руки Монтури неизбежно щекотали ее.

– Попробуем-ка номер с сиреной, – сказал Марко, опустился на одно колено на пол и изготовился ловить Бетку. Но Монтури ослушался – сделал два умопомрачительных поворота вокруг своей оси и уложил Бетку на диван. Ошеломленная Бетка вскинула бледную ладонь ко лбу, будто пытаясь уберечься от головокружения, а сама непринужденно положила другую руку на обнаженное плечо Марко, коленопреклоненного у ее ног. Бетка вспотела насквозь. Как же здесь жарко! И тут она сказала себе: «Еще три минуты отдохну и уйду». Однако уж чувствовала она, что члены ей не подвластны, прижаты к дивану похотливыми цепями тройного желания. Высочайший из братьев уже уселся рядом с ней, а третий еще стоял напротив, и все трое тупо таращились на нее, не мигая, как три пса, ожидающие увидеть, кому первому достанется мясо. И тогда лицо Бетки побледнело, маленький нос заострился в восковой прозрачности, свойственной мертвым, и, словно подчиняясь приказу, против которого воля ее была бессильна, медленно обвила она рукой шею самого высокого Монтури, подтянула головы братьев друг к другу, пока не сомкнулись они и не прижались мягко к ее груди, одну за другой скинула туфли.

– Закройте дверь! – сказала она бесцветно, еле слышно стоявшему перед ней.

…Три тысячи косточек белой смерти… три тысячи тройных вишен… три тысячи тройных фараоновых колес… и две хрупких снежинки… в углубленьях ее щек!

Так Бетка почуяла приход ужасающего холода. Она шла в ночи, озаренной далекими разреженными огнями набережной Вольтера. Может, это голод, – но будет ли она еще когда-нибудь есть? Все ее замученные члены постепенно коченели, и некое подобие сонливости без желания сна овладело ею… легкое бремя зимы на веках, словно иней, осело на карнизе ее взгляда.

Ближе к верхнему концу готической улицы Сены Бетка пожертвовала пятьдесят франков нищему безногому калеке. Она склонилась и глянула на него с падшей улыбкой, от которой увял бы и свежайший цветок. Калека походил на благородный римский бюст измученного старого Эзопа и, как Эзоп, был горбат.

– Хочешь – можешь потрогать мой горб, – ухмыльнулся старик, – прочие трогают бесплатно.

Бетка прижала к горбу руку и почувствовала, как внутри бьется сердце. Пошла дальше, но вскоре замедлила шаг, осознав, что нищий ковыляет следом, таща себя по земле на руках. Бетка добавила походке распутности и каждый раз, останавливаясь, слышала близкое пыхтенье калеки – тот уже молил ее, пуская слюни:

– Забери деньги, если хочешь, но пойдем со мной. Дай отведу тебя к Папаше Франдинге. У меня на его барже угол. У меня и деньги припрятаны! Дай отведу тебя к Папаше Франдинге! У меня и деньги припрятаны!

Площадь Йены, время к полуночи. Съежившись у кованой решетки Люксембургского сада, Бетка плакала, сжимая всеми мускулами завернутую внутрь нижнюю губу, чтобы слезы лились непрерывным потоком.

– Все хорошее! Все хорошее! Все хорошее! Если только я с ним покончу!

Когда Баба в полночь увидел Бетку в баре «Купол», она уже настолько набралась наркотиками, что едва заметила его появление. Она принялась говорить так, будто они уже давно вместе.

– Ты больше от меня не уйдешь! Почему ты меня бросил одну? – медоточиво жаловалась Бетка. Уже некоторое время она сознательно преувеличивала свое состояние и вдруг представляла себя то своей кошечкой, то Сесиль Гудро, а то и обеими разом.

– Что с вами стряслось? Вы пьяны! – сказал Баба сурово.

– Ну разумеется, я пьяна – а не должна была? – спросила Бетка, растягивая слова, зловеще отделяя каждый слог. Вскочив, она бесцеремонно и драматично зарылась лицом в плечо Бабе, воскликнув полушепотом: – Прошу тебя, дорогой, уведи меня отсюда! Подальше от этого ужасного электрического света – куда-нибудь в темноту… где много листьев… хочу простыть! Попробуй, какая я холодная, – сказала Бетка, выйдя вместе с ним на улицу.

– Вы как лед, что вы делали? – спросил Баба, целуя ее в сжатые кулаки.

– Я играла… Играла… их было трое, – сказала Бетка, будто мучительно пытаясь вспомнить нечто приятное; улыбнулась и продолжила мечтательно: – Их было трое… Ты видел тройное «Колесо фараона»? Они все серебряные и загораются одновременно!

– Почему вы плачете? – спросил Баба, остановил ее и сжал ее щеки ладонями, словно требуя доверительности.

– Откуда мне знать? – ответила Бетка, вырываясь из его объятий и шагая дальше.

Они добрались до одинокой террасы кафе напротив башни Сен-Мишель, уселись; часы на башне пробили полпервого.

«В час», – сказала Бетка себе, чувствуя, как горло перехватывает тираническим давлением боли.