Книга Красная Волчица, страница 101 – Лиза Марклунд

— Я буду новым председателем объединения издателей газет.

— Мои поздравления.

— Думаю, тебя эта новость обрадует, — сказал он. — Кстати, почему ты не подходишь к мобильному телефону?

— Потому что он находился вне зоны действия сети. Доброй ночи.

Она протянула трубку Линде:

— Я могу зарегистрироваться?

Дверь лифта оказалась очень тяжелой, и Аннике пришлось налечь на нее всем телом, чтобы открыть. Споткнувшись, она вышла на четвертом этаже, устилавший холл толстый ковер скрадывал шаги.

Дома, подумала она, наконец-то я дома.

Номер бизнес-класса находился слева. Анника подтянулась, взяла себя в руки и пошла по коридору. Он мерно покачивался под ногами, и дважды, чтобы не упасть, Анника хваталась за стены.

Она нашла свой номер, вставила в щель карточку, дождалась сигнала и мигания зеленой лампочки.

В номере ее встретило тихое жужжание, узкая полоска света обрамляла задернутые гардины. Сейчас это ее надежное место на земле.

Анника закрыла дверь, которая захлопнулась с гладким металлическим щелчком, поставила на пол сумку и включила верхний свет.

На кровати сидел Ханс Блумберг.

Анника оцепенела, тело перестало повиноваться, горло перехватил спазм.

— Добрый вечер, барышня, — сказал архивариус и направил на Аннику пистолет.

Не веря своим глазам, она уставилась на незваного гостя, его серую кофту, добродушное лицо и изо всех сил постаралась заставить свой мозг работать.

— Как же долго тебя не было. Я жду уже целую вечность.

Анника отступила назад и схватилась за ручку двери.

Ханс Блумберг встал.

— Не вздумай этого делать, милашка, — сказал он. — У меня что-то сильно зачесался указательный палец.

Анника замерла и опустила руки.

— Я тебе верю, — сказала она звонким и тонким голосом. — До сих пор ты ни разу не колебался.

Он слегка смутился.

— Да, это правда, — сказал он. — Где деньги?

Анника ухватилась за стену, чтобы не упасть.

— Что?

— Где деньги, наследство Дракона?

Мозг лихорадочно заработал, мысли неслись, тесня и толкая друг друга, замелькали воспоминания, образы, чувства и беспощадные выводы.

— Почему ты думаешь, что вообще есть какие-то деньги, и почему я должна знать, где они находятся?

— Милый мой детектив-любитель, рыскающая в кустах Анника, если кто и знает, где деньги, так это ты.

С застывшей на губах улыбкой Ханс подошел ближе к Аннике, которая не отрываясь смотрела ему в лицо.

— За что? — спросила она. — За что ты убил всех этих людей?

Ханс Блумберг остановился, склонил голову набок.

— Это война, — сказал он. — Ты же журналистка, как ты могла об этом забыть? Война с терроризмом? Значит, это вооруженная, обоюдная борьба, или я не прав?

Он недовольно поморщился.

— Это не моя мысль, — сказал он, — но дело повернулось так, что уничтожение диктаторов и дутых авторитетов стало вполне законным и правомерность этого уничтожения оставлена на наше усмотрение.

Он взглянул на нее и снова улыбнулся:

— Как журналист, Анника, ты должна знать старую мудрость: копай то, на чем стоишь. Этот сюжет мы видим повсеместно. Зачем впадать в крайности, идя всего лишь за водой? То же самое касается дутых авторитетов. Зачем искать то, что не должно знать?

— И Бенни Экланд был именно из таких?

Ханс Блумберг сделал несколько шагов назад, сел на кровать и жестом предложил Аннике сесть за стол. Она подчинилась. Каждое движение давалось с таким трудом, словно воздух превратился в тяжелую вязкую жидкость. Куртку Анника сбросила на пол, рядом со стулом.

— Ты неправильно понимаешь ситуацию, — наставительно произнес архивариус. — Ханс Блумберг — это всего лишь прозвище. В действительности я — Черная Пантера и никогда не был никем иным.

Он многозначительно кивнул, чтобы придать вес своим словам. Анника лихорадочно пыталась найти какую-нибудь ниточку, какую-нибудь зацепку, чтобы открыть ему глаза.

— Это не совсем правда, — сказала она. — Ты пытался утвердиться в жизни и как Ханс Блумберг. Все эти статьи об областном совете, которые регулярно публиковались на двадцать второй странице, разве это не способ самоутверждения?

В глазах архивариуса вспыхнул гнев.

— Это был всего лишь фасад, которым я был вынужден прикрываться до возвращения Дракона. Он обещал вернуться, и его возвращение стало сигналом.

Он снова улыбнулся:

— Бенни стал интересоваться, как я попал в архив. Но я не полный простак, и в конце концов победил я.

Анника с трудом терпела сосущее чувство тошноты.

— Но за что ты убил мальчика?

Ханс Блумберг печально покачал головой:

— Очень неприятно, что его пришлось убрать, но на войне гибнут и гражданские лица.

— Ты убил его, потому что он мог тебя узнать? Ты был знаком с его семьей?

Ханс Блумберг не ответил, продолжая спокойно улыбаться.

— За что ты убил Курта Сандстрема? — спросила Анника, чувствуя сосущий страх под ложечкой и жаркое давление в мочевом пузыре.

— Он стал дутым авторитетом, предателем.

— Откуда ты его знаешь?

— Мы жили в Нюланде. Этот здоровый парень был нашим соседом. Мы вместе уехали в Упсалу и одновременно вступили в движение. Но Курт оказался слаб в вере и переметнулся на сторону капиталистов и вымогателей, вступил в крестьянское движение. Я дал ему шанс одуматься, но он сам выбрал свою судьбу.

Анника вцепилась в край стола.

— А Маргит Аксельссон?

Ханс Блумберг вздохнул и провел ладонью по лысине.

— Малышка Маргит, — сказал он, — как она хотела улучшить этот мир. Она всегда желала всем добра, но ее грех — громогласность и упрямство.

— И за это ты ее задушил?

— Она дезертировала.

Анника заерзала на стуле. Мочевой пузырь был готов лопнуть.

— Ты не можешь рассказать, — спросила она, — зачем вы взорвали самолет?

— Это был тест для Собаки, — ответил Ханс Блумберг. — Проверка верности.

— И она сделала то, что ей велели?

Блумберг погрузился в воспоминания.

— Она очень злилась на Волчицу за то, что та изменила движению, и была готова сделать все что угодно. Она была страшно разочарована в Волчице, а ты же сама знаешь, какими становятся в таких случаях девушки. Нашу звезду Карину всегда интересовало только одно: иметь то, чего нет у других.