Онлайн книга «Винляндия»
|
В окне, за ширмой эвкалиптов, виднелись некогда-белые стены, заросшие плющом, дальняя излучина трассы, подоткнутая в развёртывающий разлив земли к «туда-внизу» — а тут наверху меж гладких золотых и зелёных сопок дул ветер, казалось — нескончаемо. Вот он, глубокий, бездвижный час, мёртвая точка на самом дне дня. Женщины сидели в Кают-Компании Ниндзетт и наблюдали, как каустические кривые солнечного света трепещут на внутренностях их кофейных чашек. — Если б существовали судейские коллегии по ниндзицу, — предположила Рошелль, — вас бы дисквалифицировали за то, что вы, по вашим словам, совершили. Может, сейчас самое время, сестра, браться уже за свою долю работы. Мы всегда верили в вашу искренность, но дальше она вас уже вести не может — когда мы вообще увидим, как вы сосредоточиваетесь, где объём внимания? Блаженно скатываетесь по дороге в какой-то дешёвой туристской машинке, являетесь в наряде с распродаж для помощников закупщиков у «Зоди» и умоляете, чтобы вас взяли обратно, то туда, то сюда и так много лет, никакой последовательности, никакого упорства, никакого… блядь… внимания. Мы видим только, как кто-то бегает, потому что если она прекратит бежать — упадёт, и за этим больше ничего. — Я думала, вы меня примете, что б я ни совершила. — А если б я хотела, чтоб вы покинули нас навсегда, я бы просто сказала: «Вон», — правда? — И мне придётся. — Впервые за всё собеседование солнечновласая девушка подняла взгляд к глазам неподвижной Директрисы — сложносоставной взгляд, кокетливый, но в то же время отталкивающий прочь, явно отчаявшийся, от любой мысли о том, что придётся снова идти искать Такэси. — Но если я его сюда доставлю… Сестра Рошелль закатила глаза, как бы сдаваясь на милость. — Нам придётся вознаградить вас, позволив остаться навсегда? Ох, дитя. Тридцатидвухлетнее, бывалое, холодное и прекрасное дитя. На большее благословение ДЛ и не рассчитывала. Она попросила и ей были дарованы несколько дней на подготовку. И забралась туда, где можно держаться подальше от чужих покурок, не совать руки себе в писю и гипнотизировать себя, чтобы заснуть, — и тут у ворот возникает не кто иной как самолично Такэси, ищет её, тем самым избавив всех от лишних хлопот. Не то чтоб у него своих трудностей, конечно, не было, начиная ещё с Токио, в болоте первобытного страха, по которому он пробивался с тех пор, как обнаружил, что произошло, а это не отняло у него много времени. Наутро после своего приключения в «Хару но Депаато» он попробовал дозвониться Минору в его контору, антитеррористическое подминистерство, но в ответ получил лишь длительный от ворот поворот, включая предположения, что запрашиваемой им личности больше не существует в той форме, что была известна Такэси. Через некоторое время, по какому бы внутреннему номеру он ни звонил, его ставили на паузу и там бросали. Весь этот день и следующий Такэси ходил, чувствуя себя свалкой токсических отходов. Его пронзали симптомы всего, особенно — торакальные и абдоминальные. Он прекратил заказывать доставку в номер, потому что его тошнило от вида пищи. Последний удар молота его настиг, когда он получил из чистки свой костюм — тот, что на нём был до столкновения с ДЛ и после неё, — и увидел, что в нём полно дыр, каждая от пяти до десяти сантиметров в поперечнике, спереди на пиджаке и по верху брюк, все края драны и черны, как будто горели и гнили одновременно. Он позвонил в «дорай куриинингу» [77] , там извинялись, но ничем помочь не могли. — Применяли перхлорэтилен — как мы его ко всему применяем! Я поразился — когда все эти дырки полезли! — Полезли? Куда полезли? — Вширь! Всего за несколько секунд! Никогда такого не видел! Потея и весь боля, глубоко обеспокоенный, Такэси срочно записался на приём к одному штатному лепиле «Жизни и He-Жизни Вавадзумэ», не забыв прихватить с собой и недужный костюм. Д-р Оруни разложил его на смотровом столе и отправил по нему какой-то автоматический сканер, а они с Такэси тем временем в соседней комнате смотрели на видеоэкран, представлявший данные в графическом и печатном виде. — Всё это точки тревоги, — врач показывая курсором узор дырок. — Какая-то странная, разъедающая энергия — весьма отрицательная! Вы с кем-то дрались? Такэси вспомнил то, весь день пытался не вспоминать — американскую девушку — как она пялилась, ужас и неудачу у неё на лице перед тем, как она развернулась и сбежала. Врачу он рассказал об их рандеву в «Хару но Депаато», пока тот подвергал Такэси урезанному медосмотру, мрачно похмыкивая насчёт всего, что, похоже, обнаруживал. Но вообще-то ничего и не проявилось, до анализа мочи. Док Оруни вынул из маленького холодильника бутылку скотча «Сантори», нашёл два картонных стаканчика, налил им по полному 90 %-ному, закинул ноги на стол и скорбно предался загадке. — Рака нет, цистита нет, камней нет. Белки, кетоны, всё это — в норме! Но с вашим мочевым пузырём происходит что-то очень чудное! Как травма, только — гораздо медленней! — Мы — не можем поконкретнее? — А что, вы — считаете, можно это найти где-нибудь в какой-то — актуарной таблице смертности? И как только увидите шансы, узнаете имя, оно само уйдёт? — Оно — не часто же бывает, нэ? — Я такого никогда не видел — только читал статьи, слышал разговоры в гольф-клубе — анекдоты. Если желаете, могу отправить вас к тому, кто изложит вам подробнее… — Так а что вы мне сможете тогда сообщить? — Когда-нибудь слышали о Вибрирующей Ладони? — Ага — сам там раз-другой бывал. — Это не бар, Фумимота-сан. Техника совершения покушений — со встроенным замедленным действием! Её изобрели много сот лет назад малайские китайцы, а наши собственные ниндзя и якудза переняли. Сегодня её преподают по нескольким методикам — действие одно и то же! — Она это со мной сделала? — Действие? — Но я же ничего не почувствовал. — Дэва [78] — вот это хорошие вести для вас! Вроде бы, чем легче касание — тем дольше вам суждено прожить! — Ну и — насколько дольше? Док какое-то время похмыкал. — Насколько легче? В лифте вниз Такэси ехал один, полностью охваченный, весь спуск, страхом смерти. Теперь он чувствовал каждую свою страждущую точку тревоги, считал различные свои натужные пульсы, воображал, как его поток ци, в вихренье — запруженный, зловеще перенаправленный, запятнанный, потерявшийся — медленно уничтожает его нутро. Теперь когда б ни пошёл по малой нужде — повод для ужаса. — Моя же порочность — меня и доконала! — Слишком поздно даже угрызаться за годы, профуканные на едва ли поддержание в себе жизни, кою теперь он видел глупой и эмоционально нездоровой. Из лифта он вывалился под объединённым воздействием бибоха, скотча и какого-то нового транквилизатора, про который никто ничего не знал, но торговый разъяснитель оставил целый бочонок его образцов в приёмной с табличкой, побуждавшей прохожего брать, сколько влезет, поэтому некоторые бы сочли это говорливостью, но на деле несомненно корни этого состояния уходили в царство химии. |