Онлайн книга «Крутой секс»
|
Послав Костику Катин телефон, окрыленный надеждой Сева побежал обратно в приемную. Профессор Потапов с каменным лицом неподвижно сидел на диване, но когда Сева приземлился рядом, шепотом сообщил: — Я уже весь вспотел! Что вы так долго? — Оказывается, вчера мы держали Катю в руках! В самом прямом смысле! — шепнул в ответ Сева. — Но кажется, все устроится. — Что вы имеете в виду? — не понял профессор. — Тот серебристый чемоданчик… — начал было Сева, но тут на столе у секретарши курлыкнул телефон, она сняла трубку, выслушала и сказала Чикильдееву и Потапову: — Николай Николаевич ждет вас. Проходите. Сева и профессор вошли в просторный кабинет с традиционным набором казенной мебели. Из-за большого сияющего лаком стола на вошедших приветливо смотрел очень милый, красиво постриженный человек. Сразу было ясно, что квартира у него такая, какой должна быть квартира; дача — какой должна быть дача; любовница — какой должна быть любовница — и так далее. — Здравствуйте, — сказал замминистра. — Прошу, садитесь. Он показал на места напротив себя за еще одним лаковым перпендикуляром. Сам он в этот момент говорил по телефону: — …Напишите следующее: «Оценить вашу работу не представляется возможным, ввиду ее отсутствия. Вместе с тем, все говорит о высоком интеллектуальном потенциале и широких возможностях…». Сева и профессор сели. Замминистра положил трубку и телегенично улыбнулся. Издалека было видно, что он вдобавок ко всему еще и народолюбив. — Извините, государственные дела. Слушаю вас. Зубы у него были очень красивые. Наверняка искусственные, в нашей стране таких красивых натуральных зубов не бывает. — Слушаю вас, — повторил улыбчивый Гуманицкий. Помня наставления Зашибца, Сева достал фотографию и молча передал ее хозяину кабинета. Тот некоторое время разглядывал фото, потом, как и предвидел Роман Степанович, спросил: — А номер вы записали? — Чего его записывать! — сказал Сева развязным тоном. — Он наверняка фальшивый. — Почему вы так думаете? — поинтересовался Гуманицкий. Сева стал вспоминать, что он должен сказать дальше, но тут на столе у замминистра зазвонил телефон. Николай Николаевич снял трубку, послушал и сказал: — Упираются? Так объясните им: авторитетная комиссия выяснила, что дом в аварийном состоянии, ремонт нужен. Подумаешь, палаты темнозеленого века! Какие могут у нас быть причины авторитетной комиссии не верить? Скажите им: мы хорошего спонсора найдем, а вы пока в другое место переедете. И вообще, пора это дело притушить. А то мировая общественность недовольна, что у нас криминал рвется во власть. Якобы, конечно. Гуманицкий опустил трубку на аппарат и светло посмотрел на Севу. — Так на чем мы остановились? — М-м… — замялся Сева, но вроде бы вспомнил, какие слова он должен говорить дальше: — Может, вам еще чем-нибудь помочь? Мы много чего умеем. — Спасибо, — сказал хозяин кабинета. — Вполне допускаю, что вы искусны в рисовании лошадей… — Страусов, — поправил профессор. — Почему — страусов? — поднял брови замминистра. — Не обращайте внимания, — вмешался Сева. — Просто мой друг с детства тащится от страусов. — Понятно, — сказал несколько озадаченный замминистра. — Впрочем, если бы вы могли помочь мне найти один такой… (он показал руками) чемоданчик… Вы что-то хотели сказать? — спросил он у профессора. — Я?.. — переспросил Потапов каким-то блеющим голосом. — Да нет… Вроде ничего… — И что… это за чемоданчик? — спросил Сева, чувствуя, как пересохло в горле во второй раз за последние полчаса. Лицо у Гуманицкого стало еще более приветливым, чем было до сих пор. Он повертел в руках карандаш. — Ничего особенного. Он поможет кое-что выяснить. Но дело опасное. Как любые поиски истины. Профессор тут же оживился и заметил: — Сократ сказал, что истина стоит жизни. — Какая прекрасная мысль! — поддержал замминистра. — Но вы точно уверены, что это не Аристотель сказал? Севе почудилась в голосе их собеседника насмешка над Потаповской эрудицией, но профессор тут же горячо и чистосердечно откликнулся: — Нет-нет, Аристотель рассуждал о вещах более приземленных! Например, о природе власти. Помните, у него о чередовании трех систем — аристократии, демократии и монархии… Кстати, не исключено, что какая-то из этих форм может выродиться и будет заменена другой. — Какой же? — спросил замминистра. — Не исключено, что вполне причудливой! — воскликнул профессор, не обращая внимания на неодобрительный Севин взгляд. — А еще вспомним, как Аристотель, научив мудрости Александра Македонского, будущего завоевателя мира, скромно вернулся в Афины на зарплату рядового учителя. — М-да, надо перечитать кое-что… — задумчиво сказал замминистра. Снова зазвонил телефон. На этот раз Гуманицкий говорил совсем недолго: — Ну да, я думаю — нет. Да нет, я думаю — да. «Теперь он должен вернуть фото», — подумал Сева. Но замминистра фото не вернул. Наступила небольшая пауза, во время которой профессор и Сева смотрели то на хозяина кабинета, то на фото у него на столе, то друг на друга. В конце концов замминистра заинтересовался странным поведением гостей и, следуя их примеру, тоже стал вертеть головой, глядя то на Севу то на профессора Потапова то на фото, лежащее перед ним. — Вы наверное хотите, чтобы я вернул вам фотографию? — наконец сказал он с лучезарной улыбкой. Поскольку на такой вариант Зашибец им ролей не озвучил, Сева и профессор просто кивнули, а профессор при этом благодарно замычал. — Очень рад, что ко мне прислали именно вас, — еще более любезно сказал замминистра, передавая фотографию Севе, который тут же убрал ее во внутренний карман пиджака. — И надеюсь, что вы не подведете тех, кто вас прислал. — Ни за что не подведем! — заверил Сева и приложил ладонь к пиджаку в том месте, где теперь находилось фото с драгоценными отпечатками. — Удивительно, где только удается находить такие замечательные кадры! — воскликнул Гуманицкий. Чикильдеев и Потапов скромно потупились. — Желаю удачи! — напутствовал их хозяин кабинета, поднимаясь и провожая до двери. — Какой приятный и воспитанный человек! — заметил профессор, когда они с Севой шагали по длинному коридору. — Кстати, вы фотографию хорошо спрятали? Случайно не выронили? |