Книга Порт семи смертей, страница 42 – Сергей Иванович Зверев

Ошарашенный негр смотрел на него безумными глазами. Голицын принялся проводить интенсивную воспитательную работу. Он бил беднягу по морде вполсилы, для того чтобы тот никогда так больше не делал и не давал волю диким эмоциям в самый критический момент.

На мгновение русским и гвардейцам показалось, что они могут переломить ситуацию, но когда со стороны бескрайней пустыни увидели несколько джипов с оппозиционерами, стало понятно, что им не удастся восстановить контроль над складами.

Отстреливаясь, за минуту погрузили на единственную оставшуюся на ходу машину раненых, туда же покидали часть боеприпасов и были готовы к тому, чтобы дать деру.

Джипы стремительно приближались на полной скорости, и их надо чем-то и как-то останавливать. Тут Татаринов увидел Голицына и рядом с ним покорно и как-то грустно бегущего негра с расквашенной физиономией.

«За то, что я сейчас сделаю, – подумал про себя командир, – не то что орденов не дадут, руки не подадут. Но это тоже часть работы офицера, это тоже часть службы».

Он перехватил не успевшего отойти от избиения негра:

– А ю лав ё мавелэнд?

Тот подумал, что его сейчас опять начнут бить, и сказал:

– Йес.

Татаринов указал ему на подбитый танк и спросил, видит ли он пулемет.

Пулемет был виден.

– Так стреляй!

Благодаря такому шагу они получат хоть какое-то прикрытие, пусть и ненадолго.

При определенном умении и везении сдерживать противника с помощью такой огневой точки, учитывая, что в основном у противостоящих сил легкое стрелковое оружие, можно на протяжении нескольких минут. Чего вполне достаточно, чтобы они отошли.

Отступление.

Грузовик не успел отъехать от места боя и ста метров, а пулемет на танке заработал, не останавливаясь.

Рядом с бортом в сторону города бежали изможденные и уже навоевавшиеся гвардейцы из тех, кому не хватило места в кузове.

Татаринов не видел ничего. Он просто сидел в машине, которая постепенно набирала ход. Состояние мерзкое, будто изнасиловали…

Потерпеть поражение в бою… Когда вокруг тебя смерть, когда ты не можешь остановить неприятеля. Это бесконечное однообразное унижение. Невозможность что-то поменять, разъедающее, опустошающее бессилие. «Лучше бы пуля прилетела мне в голову, – думал Татаринов, – меня только что поимели, лишили чести, показали, насколько я беспомощен. Опозорили. Уничтожили».

– Командир, – рядом с ним в кабине сидел Голицын. – Куда дальше, решай.

Татаринов очнулся и увидел, что они уже въехали в город.

«Типичный мавританский стиль», – вспомнил описание Джибути Татаринов. Ему откровенно захотелось выстрелить в автора строки. Мелькающие мимо домики не виноваты. Просто хочется.

Особенность службы в армии заключается в том, что вы должны терпеть порой как физические, так и моральные унижения. Иногда от напряжения собственная психика дает сбой.

По рации на Татаринова начал орать президент.

– Не ссы, – зло ответил ему капитан второго ранга и отключился.

Командир сквозь лобовое стекло уставился в бесконечность.

На самом деле он снова обретал уверенность в себе.

– Там еще бежит за нами кто-нибудь?

– Да, бегут – подтвердил Поручик.

Водитель грузовика специально не газовал. В зеркало заднего вида было видно, что за ними действительно несколько человек продолжают бежать.

– А в кузове все забито? – справился Татаринов, больше рассуждая, чем проясняя ситуацию. Он и так все знал.

– Да, все забито, – ответил Голицын.

– Те, кто не отстал, самая выносливая, самая преданная делу часть роты. Сколько там народу? Ну-ка, стой.

Грузовик остановился. Татаринов вылез из кабины и, стрельнув у Маркони сигарету, закурил. Долго ждать бегунов-ополченцев не пришлось. Рожи у них были невеселые. На мгновение Татаринову показалось, что сыны саванны бежали за машиной не для того, чтобы продолжать сражаться, а чтобы убить самого Татаринова.

Тут капитан второго ранга должен был согласиться с ними. Он на их месте так и поступил бы, наверное.

Когда подбежали ополченцы, командир дал им время отдышаться, а сам попросил воды у Голицына, своя фляга была пуста.

Построил людей прямо на улице. И своих, и местных.

Народ глядел на происходящее из окон с опаской. Все слышали шум боя и теперь видели остатки сопротивления, остатки тех, кто был за президента. Обыватели понимали, что в случае потери источника продовольствия они будут вынуждены пойти к президентскому дворцу, чтобы выгнать Нияза и встать на сторону тех, у кого сейчас еда. Вот такая она простая и предсказуемая человеческая натура. И не важно, что страна не будет развиваться. Будет существовать только один-единственный порт, который работает на благо других стран как перевалочный пункт, а также военная база, чтобы местные не помышляли более ничего такого.

Подозвав Серова, Татаринов попросил его помочь с переводом.

– Мы проиграли сражение, но не войну! – Тут неожиданно Татаринов поймал себя на мысли, что ему уже плевать на международные расклады и даже на себя, и если сейчас последует приказ отступить, он все равно останется тут до конца. Неподдающееся логическому объяснению чувство было в нем с самого рождения. Это больше чем упрямство, это стремление доказать самому себе, что ты нужен, что ты не зря живешь на этой земле. – Я призываю вас к дальнейшему сопротивлению. Я призываю вас к тому, чтобы вы помогли мне остановить противника.

Чтобы поддержать командира, Голицын встал с ним рядом, сжал кулак и, подняв его вверх, как несколько часов назад, заорал, как здоровая дикая обезьяна. На этот раз воины уже не реагировали так бурно на его действия, однако в них оставалась капля, капля упрямства, та самая капля, которая отличает мужчину от мальчика, и многие из них издали нечто похожее в ответ.

– Дело не сделано, – продолжал кавторанга. – Мы сможем!

Совсем молодой парнишка с перебинтованными перебитыми руками не стал оставаться в машине, а выпрыгнул из кузова на землю и, пошатываясь, встал в строй.

Вначале это вызвало удивление местных, но потом решительные крики разнеслись по ближайшим улицам, как набат.

Татаринов с благодарностью посмотрел на солдата, этот поступок был необходим сейчас больше, чем какие-либо слова. Чувство несломленного духа нужно было и ему самому.

– Нам нужно где-то дождаться темноты, – сообщил командир негромко стоящему рядом Голицыну.

– Предлагаю вернуться в полуразрушенное здание рядом с местом попадания крылатой ракеты. Опять же, запах Родины.

– Шутишь, старший лейтенант, – зло ответил Татаринов.

– Там неплохое место, чтобы держать оборону. Открытое пространство метров на сто, в три стороны, с тыла пара переулков, но лучше все равно ничего не найдешь.