Книга Неподобающая Мара Дайер, страница 8 – Мишель Ходкин

Сделав глубокий вдох, я осторожно вошла.

В мгновение ока учитель оказался рядом со мной. Толстые очки придавали его глазам сходство с глазами насекомого. Жуть.

— О, вы выглядите гораздо лучше! Пожалуйста, садитесь вот здесь. Я мистер Уолш, кстати. Я не расслышал вашего имени.

— Я Мара. Мара Дайер, — хрипловато сказала я.

— Что ж, мисс Дайер, вы явно умеете появляться в обществе.

Класс негромко захихикал.

Я облажалась.

— Да. Э-э, я, наверное, просто неуклюжая.

Я села в первом ряду, туда, куда показал мистер Уолш, за пустой стол, стоявший параллельно учительскому, самый ближний к двери. Все остальные места в этом ряду были не заняты.

Восемь болезненных минут и двадцать семь бесконечных секунд я сидела не шевелясь, изнемогая от жары в седьмом круге моего личного ада. Я слушала учительский голос, но ничего не слышала. Все заглушал стыд, и каждая пора моей кожи казалась болезненно обнаженной, открытой рыщущим, мародерствующим взглядам одноклассников.

Я старалась не сосредотачиваться на оскорбительных шепотках, которые слышала, но не могла разобрать. Я похлопала себя по затылку — его пощипывало, будто жар незнамо чьих взглядов ухитрялся прожигать мои волосы насквозь, обнажая череп. Я отчаянно посмотрела на дверь, желая спастись от этого кошмара, но знала, как только я окажусь снаружи, шепот разойдется еще шире.

Прозвенел звонок, положив конец моим мучениям на первом занятии в Кройдене. И в самом деле ошеломительный успех!

Я отстала от толпы, устремившейся к дверям, зная, что мне должны вручить учебник и кратко ввести в курс, до какого места дошли занятия. Мистер Уолш ужасно вежливо рассказал, что я вместе с остальными через три недели буду держать экзамен за триместр. Потом вернулся за свой стол и стал шуршать бумагами, оставив меня лицом к лицу с остатком утра.

Утро это оказалось благословением, поскольку событий в нем было немного.

Когда пришло время ланча, я собрала свою набитую книгами большую сумку и вскинула ее на плечо. Я решила поискать тихое, уединенное местечко, где можно сесть и почитать принесенную из дома книгу. Мои трюки со рвотой отбили у меня аппетит.

Я сбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, подошла к краю участка и остановилась у ограды, за которой был большой кусок невозделанной земли.

Над школой возвышались деревья, полностью затеняя здание. Странные пронзительные крики птиц разносились в безветренном воздухе. Я явно находилась в каком-то кошмарном школьном Парке Юрского периода.

Я лихорадочно открыла книгу на заложенном месте, но поняла, что снова и снова читаю один и тот же абзац. Тогда я сдалась. В горле у меня опять застрял комок. Я прислонилась к сетчатой ограде (металл впивался в тело сквозь тонкую ткань рубашки) и, признав поражение, закрыла глаза.

Кто-то позади меня засмеялся.

Я резко вскинула голову, кровь застыла у меня в жилах.

Это был смех Джуда. Голос Джуда. Я медленно встала и повернулась лицом к ограде, к зарослям, просунула пальцы в металлические ячейки и принялась высматривать, откуда донесся звук.

Ничего, кроме деревьев. Конечно. Потому что Джуд был мертв. Как и Клэр. И Рэчел. Что означало, у меня было три галлюцинации меньше чем за три часа. И это было плохо.

Я снова повернулась к кампусу. Он был пуст. Я посмотрела на часы, и на меня накатила паника: до следующего урока оставалась всего одна минута. Я с трудом сглотнула, подхватила сумку и ринулась к ближайшему зданию, но, завернув за угол, круто остановилась.

Джуд стоял примерно в сорока шагах от меня. Я знала, что его не может быть здесь, что его здесь нет, однако вот он. Недружелюбное, неулыбчивое лицо под козырьком бейсболки с надписью «Патриоты», [11] которую он никогда не снимал. Похоже, ему хотелось поговорить.

Я отвернулась и ускорила шаг. Я пошла прочь от него, сперва медленно, потом пустилась бегом. Один раз я оглянулась через плечо, только для того, чтобы увидеть: он все еще там.

Он был там.

И он был близко.

По какому-то случайному капризу фортуны я распахнула дверь ближайшего класса с номером 213, и оказалось, что это класс испанского языка. И, судя по тому, что все места были заняты, я уже опоздала.

— Миз Диир? — прогудела учительница.

Смущенная и расстроенная, я закрыла за собой дверь.

— Вообще-то Дайер.

Я так и не узнала, за что учительница меня наказала: то ли за то, что я поправила ее, то ли за то, что опоздала, — но меня заставили стоять перед классом, пока она задавала вопрос за вопросом на испанском. На все вопросы я могла ответить только:

— Не знаю.

Учительница даже не представилась. Она сидела за столом, и мышцы ее жилистых предплечий подергивались, пока она царапала какие-то важные для нее записи в журнале. Термин «Испанская инквизиция» приобрел для меня еще одно значение.

И это продолжалось добрых двадцать минут. Когда все закончилось, учительница заставила меня сесть за стол рядом с ней, перед всем классом, лицом к остальным ученикам. Жестоко. Я не сводила глаз с часов и считала секунды. Когда прозвенел звонок с урока, я рванулась к двери.

— Судя по твоему виду, тебя не помешало бы обнять, — сказал кто-то за моей спиной.

Я повернулась к улыбавшемуся невысокому мальчику в распахнутом белом блейзере на пуговицах. Под блейзером была желтая футболка с надписью «Я — стереотип».

— Это очень благородно с твоей стороны, — сказала я, изобразив улыбку. — Но, думаю, я справлюсь.

Было важно не вести себя как безумная.

— О, я и не предлагаю. Просто демонстрирую наблюдательность.

Мальчик откинул с глаз дредлоки [12] и протянул руку.

— Я Джейми Рот.

— Мара Дайер, — ответила я, хотя он уже это знал.

— Подожди-ка, ты здесь новенькая?

Озорная улыбка замерцала в его темных глазах. Я ответила тем же.

— Забавно. Ты забавный.

Он отвесил мне преувеличенный поклон.

— Не беспокойся насчет Моралес, кстати. Она самая плохая учительница в мире.

— Значит, она со всеми ведет себя так отвратительно? — спросила я, когда мы отошли от класса на безопасное расстояние.