Книга Неподобающая Мара Дайер, страница 76 – Мишель Ходкин

— Тут ничего для вас нет, — медленно проговорил он. — Пожалуйста, уходите.

Ной подошел ко мне.

— Назад, — сказал он мистеру Лукуми негромким голосом. Опасным голосом.

Жрец, не медля, подался назад, но его глаза неотрывно смотрели на меня.

Я была в страшном замешательстве, просто утратила дар речи. Мы стояли в нескольких шагах от дверного проема. Один из детей захихикал в соседней комнате. Рассматривая лицо мистера Лукуми, я попыталась сообразить, что же такого оскорбительного я натворила. Он встретился со мной глазами, и в них что-то мелькнуло. Что-то, чего я не ожидала.

Узнавание.

— Вы что-то знаете, — тихо сказала я, не уверенная, с чего я так решила.

Пристально глядя на мистера Лукуми, краем глаза я заметила, как удивился Ной.

— Вы знаете, что со мной происходит.

Я чувствовала, что говорю правду.

Но я была сумасшедшей. Сидела на лекарствах. Меня лечили. И вера в то, что именно это обстоятельство привело меня сюда, в захудалую мастерскую, к знахарю, была более разумна, чем невозможная идея, что со мной что-то очень, очень не так. Что со мной творится нечто худшее, чем сумасшествие.

Мистер Лукуми быстро опустил взгляд, и моя уверенность начала таять. Он вел себя так, будто знал. Но что он знал? Откуда? А потом я поняла: это неважно. Что бы он ни знал, я отчаянно жаждала это выяснить.

— Пожалуйста, — сказала я. — Я…

Я вспомнила про маленькую бутылочку, зажатую в моем потном кулаке.

— Я в замешательстве. Мне нужна помощь.

Мистер Лукуми посмотрел на мой кулак.

— Это вам не поможет, — сказал он, но более мягко.

Выражение лица Ноя все еще было осторожным, но он заговорил спокойным тоном:

— Мы заплатим, — сказал он, роясь в кармане.

Он понятия не имел, что происходит, но подыгрывал происходящему. Подыгрывал мне. Безрассудный Ной, готовый на все. Я его любила.

Я его любила.

Не успела я задержаться на этой мысли, как мистер Лукуми покачал головой и снова жестом пригласил нас к двери, но Ной вытащил из кармана толстую пачку купюр.

Когда он их пересчитал, я широко распахнула глаза.

— Пять тысяч за то, что поможете нам, — сказал он и сунул деньги в руку мистера Лукуми.

Не только меня потрясли такие деньги. Жрец мгновение колебался, прежде чем его пальцы сомкнулись на наличных. Он оценивающе смотрел на Ноя.

— Вам и вправду нужна помощь, — сказал он Ною, покачивая головой.

Потом закрыл дверь за нашими спинами, и глаза его встретились с моими глазами.

— Подождите здесь, — сказал он мне.

Мистер Лукуми двинулся к задней двери, которую я даже не заметила. Как далеко тянется это помещение?

Наконец он исчез, и я услышала кудахтанье и вскрики.

— Цыплята? — спросила я. — Что за…

Меня прервал нечеловеческий вопль.

— Он только что?..

Я сжала кулаки. Нет. Ни за что!

Ной склонил голову набок.

— Из-за чего ты расстраиваешься?

— Ты шутишь?

— В кубинском сандвиче, который мы только что ели, была свинина.

Но это другое дело.

— Я не должна была этого слышать, — сказала я вслух.

— Никто не любит лицемеров, Мара, — сказал Ной. Уголок его рта приподнялся в намеке на печальную улыбку. — И, как бы то ни было, ты заправляешь этим шоу. А я всего лишь финансирую его.

Я пыталась не думать о том, что может происходить — а может, и не происходить — в задней комнате; сандвич в моем животе сделался кислым.

— Кстати, о финансировании, — сказала я и осторожно сглотнула, прежде чем продолжить: — Какого черта ты носишь при себе пять тысяч долларов?

— Вообще-то восемь. На сегодня у меня были большие планы. Проститутки и наркота недешевы, но, полагаю, принесение в жертву животных должно помочь. С днем рождения тебя.

— Спасибо, — с невозмутимым видом ответила я.

Я начала чувствовать себя более нормальной. Даже непринужденной.

— Но серьезно, зачем тебе столько денег?

Ной не сводил глаз с задней двери.

— Я думал, что мы остановимся в квартале художников и встретимся с моим знакомым. Я собирался кое-что у него купить.

— На такую большую сумму? Наличными?

— Скажем так — у него есть порок, требующий наличных.

— И ты ему потакаешь?

Ной пожал плечами.

— Он сверхталантлив, — сказал Ной.

Я неодобрительно посмотрела на него.

— Что? — спросил Ной. — Никто не совершенен.

Поскольку деньги Ноя тратились теперь на принесение в жертву животных, а не на удовлетворение чьего-то пристрастия к кокаину, я оставила тему.

Я обшарила взглядом комнату.

— Зачем тут это случайное барахло? — спросила я. — Ржавые подковы? Мед?

— Это для жертвоприношений сантерии, [74] — сказал Ной. — Здесь эта религия популярна. Мистер Лукуми один из высших ее жрецов.

И тут дверь открылась и появился сам жрец, неся в руках маленький стакан. На стакане был нарисован петух. Ужас.

Он показал на уродливое коричневое с желтым кресло в углу.

— Сядьте, — сказал он, подводя меня к этому креслу.

Голос его был бесстрастным. Я послушалась.

Он протянул мне стакан — теплый.

— Выпейте, — велел он.

Мой причудливый день — моя причудливая жизнь — становился все более и более странным.

— Что здесь? — спросила я, глядя на смесь.

Она была похожа на томатный сок. Я притворилась, что это именно томатный сок.

— Вы в замешательстве? Вам надо вспомнить? Выпейте. Это поможет, — сказал мистер Лукуми.

Я метнула взгляд на Ноя, и он защищающимся жестом поднял руки.

— Не смотри на меня, — сказал он, потом повернулся к мистеру Лукуми. — Но если с ней что-нибудь после случится, — сдержанно проговорил он, — я вас прикончу.