Онлайн книга «Убийство на Эйфелевой башне»
|
Он расставил стулья, разгладил скатерть, положил на стол меню. — Я пришлю вам сомелье, — уходя, сказал он. — Ну что тут скажешь! — воскликнул Виктор. — И в кабачке ты умеешь обделывать дела! Я владею тайной формулой: все продается, все покупается, и люди не исключение. Ты к нам присоединишься? — Нет, мне надо бежать. Мариус отвел его в сторонку. — Оставайся, окажешь мне услугу. Эдокси положила на тебя глаз, я с удовольствием тебе посодействую, эта девушка не в моем вкусе, и вообще… Он сделал красноречивый жест. — Прости, старина, я не готов, и потом, у меня назначено свидание. — С блондинкой или брюнеткой? — прищурился Мариус. Виктор ретировался. Его мысли были заняты предстоящей встречей. Что он скажет Таша? «Смотри-ка, вот сюрприз, я и не думал вас здесь встретить, вы, верно, пришли взглянуть на потешные огни?» Какая пошлость! Стояла ужасающая жара. Он сдвинул шляпу на затылок и вытер лицо носовым платком. При входе в ресторан окружила группа людей, без умолку болтавших о дамских нарядах. — Разумеется, господин Островский, это нам в удовольствие, и если вы соблаговолите последовать за мной… Удивленный Виктор резко обернулся. Он увидел, как метрдотель в своем белом костюме торжественно шествует в глубину зала, а за ним идет человек с выбритой головой. Островский! Он вспомнил чувство неловкости, которое испытал во время своего визита. Виктору удалось наконец выбраться из толчеи, которая образовалась вокруг вновь пришедших, и он внимательно оглядывал столики. Правда, некоторые весельчаки по-прежнему заслоняли ему обзор. Внезапно на него навалилось оцепенение, и он вышел в тамбур. Здесь воздух был свежее. Он закурил, рассеянно глядя на толпу, которая сейчас была плотнее, чем в начале вечера. «Островский! С кем у него тут встреча?» На афише, на красном и белом фоне, значилось: ГРУППА ИМПРЕССИОНИСТОВ И СИНТЕТИСТОВ Кафе Искусств Хозяин — Вольпини Рядом с Павильоном прессы. ВЫСТАВКА ЖИВОПИСИ Поль Гоген, Эмиль Шуффенеккер Эмиль Бернар, Шарль Лаваль Луи Анкетэн, Луи Руа Леон Фоше, Даниэль Немо С неприязнью прочитав имена никому не известных художников, Виктор, заранее смиряясь с неизбежным, переступил порог кафе «Вольпини». В центре яркой полосы света золотоволосая русская княгиня дирижировала группой молодых скрипачек, одетых по московской моде. Он прошел мимо буфетов и бочек с пивом и буквально уперся в стойку, из-под которой ему навстречу выплыл впечатляющий бюст кассирши. Гарсон-подавальщик с разбега налетел на другого гарсона, тащившего поднос с грязной посудой, тарелки и приборы с грохотом полетели на пол. Женщина с бюстом перевесилась через кассу-прилавок, схватила солонку и запустила ею в незадачливых юношей. Виктор прошел дальше, незаметно вклинившись в группу возбужденных спорщиков, громко о чем-то переговаривавшихся, широко размахивая руками. — Вы ничего не поняли! Частная инициатива пытается реализовать то, на что безразмерная административная глупость никогда в жизни не решится! — Но все-таки это Дворец изящных искусств… — Нечего мне тыкать Дворцом изящных искусств! — Музей ужасов! — провизжал маленький господинчик с толстыми губами, моноклем в глазу и в котелке. — Они нашли способ унизить Сезанна, закинув его «Дом повешенного» на самый верх, под потолок, где его никто не разглядит. Зато на официальное искусство народ валом валит. Ах, «Въезд Жанны д’Арк в Орлеан», ах, «Смерть Иоанна Грозного»! Господа, ведь это то же самое, что охота на мамонтов, которую нарисовал Кормон. — Золотые слова, дорогой Анри! Подумать только, что конкурировать с той выставкой мы смогли лишь благодаря хозяину кафе! «За какую провинность я сюда попал?» — думал Виктор. У него было чувство, что он внезапно очутился в сцене из водевиля и теперь пытается понять, кому какая роль здесь уготована. Сотня картин в простых деревянных рамах была развешана на стенах, обитых гранатовыми обоями. Некоторые напоминали витражи, яркость их палитры складывалась в необычную гармонию, в жесткости линий не наблюдалось даже попытки придать пейзажу или модели подобие объективной реальности. «Что он хотел этим сказать?» — недоумевал Виктор, остановившись перед картиной «Ундина», подписанной именем Гоген. Обнаженная женщина с распущенными красными волосами отдавалась ласке морских волн. Эти странные цвета, эта простота выразительных средств вызывали чувственное удовольствие. Старик с улицы Клозель был прав, в этом было что-то физиологическое. Виктор перевел взгляд на пол, под ноги, а потом снова поднял голову и взглянул на картину, и вновь его охватило волнение. — Кажется, Гоген уехал переживать свою горечь в Бретань. — Там у него новое увлечение, Арморика, а что, созвучно Мартинике, где он нарисовал «Плоды манго», видишь, вон там, слева! «Только бы они замолчали! Только бы они наконец замолчали!» Виктор тихонько отступил подальше, чтобы не слышать комментариев. — А это что такое? Живопись нефтью. Почему не древесным углем? И кто он такой, этот Немо? Виктор отошел еще дальше на середину зала, чтобы унять раздражение. — Вы! Повиснув на руке бородатого художника, Таша удивленно смотрела на него. — Морис, представляю тебе мсье Легри, книгопродавца и фотографа-любителя. Мсье Легри, это Морис Ломье, живописец и гравер. Виктор скрепя сердце пожал протянутую руку. Его охватила внезапная ненависть к Ломье. Таша была с ним на «ты», называла его «Морис»! В тот же миг Таша заметила Данило Дуковича, пробегавшего между столиков. — Знакомьтесь, я сейчас вернусь, — сказала она, упорхнув. Ломье скорчил презрительную мину. — Книгопродавец-фотограф, о! Такие люди как вы, мсье, на дороге не валяются! Виктор понял, что Ломье намеренно нарывается на скандал, и решил держаться как можно любезнее. — Я больше времени провожу в библиотеках и затемненных комнатах, чем в галереях, так что совсем несведущ в тонкостях современного художественного языка. Не объясните ли вы мне, что такое синтетизм? Ломье отбросил упавшие на лоб кудри. — Вы слышали о Бертело? Нет? Он успешно проделал опыты синтеза в органической химии. Сегодня установлено, что нет такого природного тела, какого наука не могла бы создать заново. Некоторые художники, и в их числе я, применяют это открытие. Мы перекомпоновываем внешнюю реальность, пользуясь новейшими технологиями. — Простите мою наивность, но где же тут новаторство? Разве не единственной истиной является для художника то, как он видит и чувствует в данный момент своего бытия? |