Книга Леди и война. Пепел моего сердца, страница 16 – Карина Демина

Ничем.

— Леди, — голос мертвенно спокоен. — Прошу прощения, что напугал. Вы в порядке?

— Да.

— Хорошо. Если вам спокойнее за запертой дверью, то не открывайте.

Мы переглядываемся. Я не знаю, насколько могу доверять Сержанту, и Лаашья пожимает плечами, но все-таки решается и сдвигает комод.

Поворачивает ключ в замке.

Открывает дверь.

И первая переступает порог.

Сержант нормален, вернее, обыкновенен, что само по себе не нормально. Не железный он вовсе, врет и прежде всего себе. Но сейчас не время и не место лезть в душу.

— Если будет штурм, то сегодня. Перед рассветом, — Сержант взмахом руки отсылает Лаашью, и мне крайне неуютно оставаться наедине с ним. — Не стоит меня бояться. Я… контролирую свои эмоции.

Мебель цела. Стены. Ковер. Немногочисленная посуда. Вазы. Свечи и на месте остались.

Он не собирался нападать.

Ему нужно было одиночество.

— Я думал, будет иначе, — Сержант едва заметным кивком дал понять, что мое невысказанное предположение верно. — Не так… пусто. Я привык к пустоте. И значит, все нормально.

Он будет повторять себе это каждую свободную минуту. И занимать так, чтобы минут не осталось.

Будет лгать.

Верить.

И понимать, что лжет. А потом однажды устанет.

— Зато я знаю, что буду делать потом. Когда все закончится.

— Что?

— Убивать, — и эта замечательно безумная улыбка, знакомая по дядюшке Магнусу.

Со временем штурма Сержант ошибся: Кормак не стал ждать рассвета. И ему не понадобилось подниматься по лестнице. Просто беззвучно распахнулась дверь за моей спиной и мягкий баритон поинтересовался:

— Доброй нот-чи…

Если это существо и было человеком, то давно.

Наверное, оно умерло, скорее всего в пустыне, где горячий ветер иссушил тело, а солнце вылизало кожу дочерна, сделав ее твердой и ломкой, как лист пергамента. И кожа эта с остатками волос плотно облепляла череп, на шее ее прорывали тонкие тяжи связок, а просторная серая хламида не могла скрыть неестественной сутулости фигуры. И двигалось существо рывками, в каждом движении преодолевая сопротивление мира.

Почему я не закричала?

Наверное, потому, что не испытала страха, скорее уж жалость: нелегко быть живым насильно.

Существо кивнуло и протянуло руку. С его ладони скатился темно-синий шарик, который раскололся надвое. И мир вокруг замер. Часы, бившие полночь — каждый удар рождал в башне каменное эхо — замолчали. Воздух стал вязким, время — медленным. А собственное тело — неподъемно тяжелым. Я хотела встать. Закричать. Оттолкнуть умертвие, которое вдруг оказалось так близко.

Его пальцы — сухие и теплые — сдавили мое запястье.

И серая тамга соскользнула.

А я вдруг поняла, что не нужно сопротивляться. У существа чудесные глаза — розовые, как срез сердолика. Не разделенные на белок и радужку. Лишенные зрачков.

Такие глаза видят больше, чем доступно смертным.

Наша Светлость отражается в них… и нельзя отвести взгляд, иначе отражение потеряется в сердолике, и я навек останусь там, в розовой каменной тюрьме.

Существо протягивает руку.

Я встаю.

Делаю шаг, который дается с трудом. Силу уходят, как вода сквозь песок… Нет. Я не пойду за ним. Я останусь. Отступлю. У меня есть нож, возможно, бесполезный, но это лучше чем просто подчиниться.

Возвращаюсь в кресло.

Дышу, преодолевая сопротивление воздуха.

— Стой.

Окрик. И я моргаю, окончательно срываясь с поводка.

— Хаоту запрещено вмешиваться в дела этого мира.

Сержант на ногах. И с оружием. Но он один — я знаю, что остальные застряли в ловушке времени, они остались там, где часы никогда не отсчитают полночь. А мы где-то в ином месте, потому как комната плывет… меняется. Точно выворачивается наизнанку.

— Интер-р-ресно, — произносит существо. Губы его неподвижны. Губ почти и нет — высохшие куски кожи, намертво прилипшие к деснам. Они стали короче и не прикрывают бурых зубов. — Кровь…

Вытянув руку, оно касается Сержанта, который пытается ударить, но не может. А вот на его щеке появляется рана, сама по себе. И красные капли крови послушно собираются на ладони существа, которое высыпает их в пробирку. Капли так и лежат — красные шарики, точно ягоды клюквы. И одна отправляется на язык. Существо щурится, задумавшись.

— Из-смененный.

Интересные у них там методы исследований.

— Тебе здесь не место. Уходи.

— Нет. Сильный.

Существо неподвижно, внешне безучастно — да и может ли неживое проявлять участие? — однако с Сержантом явно что-то происходит. Он держится на ногах, но… выгнулась шея, плечи, точно пытаясь противостоять невидимой тяжести. В меч вцепился обеими руками, только все равно не сумел на весу удержать. Лицо покраснело.

И когда из ушей пошла кровь, я не выдержала.

— Хватит!

В этой смерти не будет ни красоты, ни смысла. Сержанту не одолеть мага — и где, спрашивается, благодушный старичок в расшитом звездами балахоне? — а я останусь наедине с ними.

— Прекрати. И мы пойдем с тобой.

Я и так пойду с ним, потому что вряд ли сумею оказать сопротивление. Попытаюсь, конечно.

— Тебе ведь приказано доставить меня в целости, так? И не причинять вред?

Пальцем в небо, но если Кормак собрался торговаться с Кайя, имеет смысл сохранить объект торга в наиболее товарном виде.

— Я не одолею тебя. Но сопротивляясь, могу повредить себе. Это расстроит твоего хозяина.

— Нет хоз-сяина.

— Хорошо, того, кто тебя нанял.

Что ему пообещали?

И могу ли я пообещать больше?

— Нет, — ответило существо. — Я согласен. Пусть бросит оружие.

— Делай, что он сказал.

Сержант покачал головой. Вот же паразит упертый! Я понимаю, что жить ему не слишком-то хочется, но у Нашей Светлость свои интересы. Сам же говорил, что доброта — это роскошь.

Даже по отношению к друзьям.

— Подчиняйся. Или решил бросить и меня тоже?

Злится. Но руки разжимает. А меч падает беззвучно. Интересно, как долго продлится это межвременье?

За дверью дверь.

И двор.

Карета. Четверка лошадей. Десятка три охраны.

Лорд-канцлер, который не спешит злорадствовать. Он явно нервничает, поглядывая на союзника — а я отчетливо понимаю, что маг не наемник, но именно союзник — с опаской.