Книга Гобелен, страница 72 – Карен Рэнни

Лауре оставалось лишь молиться о том, чтобы жизнь всегда была такой же чудесной, как сейчас. Как раз сегодня Алекс собрал вокруг себя детей и, показав им статуи на башне, рассказал легенду о трех музах, исполнительницах желаний.

Она продолжала навещать склеп и приносить розы на мраморную плиту. Однажды Алекс застал ее там, и они вместе плакали. Но всякий раз, когда ей удавалось спасти от смерти лондонского ребенка, она словно воскрешала маленького Диксона.

Жизнь была полна забот, и найти время для романтического ужина вдвоем удавалось нечасто. Редкая ночь проходила без того, чтобы кто-то из малышей не требовал присутствия родителей, и временами Лауре очень хотелось уединиться с мужем где-нибудь в саду.

Но если возможность представлялась, то они ее не упускали.

Алекс с улыбкой посмотрел на жену; он знал, о чем она думает.

Он подмигнул ей, и Лаура, взяв малыша на руки, понесла его в детскую. Дети постарше последовали за ней.

Скажи ему кто-нибудь год назад, что жизнь его будет такой полной и богатой, как сейчас, он благословил бы этого человека, но едва ли поверил бы, что такое возможно.

Единственный эпизод омрачил безоблачное течение этого года — Элайн Уэстон была найдена в тюремной камере с перерезанным горлом. Убийцу не нашли; стражи, сколько им ни платили, так ничего и не сказали.

Алекс не мог найти в себе достаточно христианского милосердия, чтобы скорбеть о ее смерти.

Мэгги и Сэмюел уплыли в Америку. Их мечта о независимой жизни фермеров осуществилась благодаря подарку дяди Бевила. Конечно, подвиг Мэгги не вознаградишь никакими деньгами, и все же деньги — неплохое подспорье для начала самостоятельной жизни.

Алекс вернулся в их с Лаурой покои, принял ванну и, накинув парчовый халат, вошел в спальню. До возвращения Лауры оставалось всего несколько минут — и тогда он скинет халат.

Иногда, когда они вместе выезжали куда-нибудь, он прикрывал глазницу повязкой, но дома представал перед близкими и слугами таким, какой был. Дети нисколько не боялись его, они любили отца так же крепко, как мать, и внешность для них не имела значения.

Алекс обвел взглядом накрытый круглый стол, цветы, зажженные свечи. Прекрасная Лаура в прекрасном окружении.

Но почему она так долго не идет? Малыши, должно быть, выпросили у нее сказку — не такую страшную, как те, что рассказывал им он, наоборот, очень добрую, с хорошим концом. И все же, рассказывая детям сказку, она все равно думает о нем, о том, что уготовил им сегодняшний вечер.

Она вошла очень тихо и обняла его сзади. Затем, чуть отстранившись, сказала:

— Я должна принять ванну.

Он повернулся к жене лицом и обнял ее. Она улыбнулась, и в улыбке ее было столько любви и нежности, что к глазам его подступили слезы. Он накрыл ладонями ее груди и даже сквозь ткань почувствовал, как отвердели соски.

— О Господи! — воскликнула она вдруг. — Ведь приехали Питт и леди Хестер! Я совсем о них забыла.

Алекс усмехнулся.

— Питт подождет. Они оба подождут, черт их подери, — добавил пэр Англии.

— Правда? — спросила Лаура с лукавой улыбкой.

— Я ради Питта и так пожертвовал многим. Хватит благотворительности.

Лаура рассмеялась. Алекс более не тратил времени на разговоры — он поспешил превратить смех жены в стоны наслаждения.

И когда для Лауры Эшкотт Блейк Уэстон, возлюбленной супруги графа Кардиффа, матери многочисленного и славного семейства, пришло время оглянуться на прожитую жизнь, она улыбнулась спокойно и безмятежно.

Гобелен ее жизни не был соткан из одних лишь ярких нитей — были в нем проплешины от потерь, но лишь ярче проступал прекрасный узор.

И это произведение искусства создавалось не нитью и иглой, а долгом, мужеством и честью, щедро украшенными смехом и надеждой.