Книга Закон семи, страница 58 – Татьяна Полякова

— А вы слушайте, сейчас все объясню по порядку. Года три назад приехали рыбаки и ко мне на постой напросились. Трое их было. Один важный такой, денег у него, видно, куры не клюют. Увидел икону и давай приставать: продай да продай. Я, конечно, отказалась, не для баловства икона писана, а такой, как он, ни в черта, ни в бога не верит, на что ему икона? Я мечтала ее в церковь вернуть, обещали отреставрировать церковь, но пока все никак не получается. На зиму я уехала к дочке, весной вернулись, а на воротах во двор замок другой, никак не поймем, в чем дело. Вошли в дом и ахнули: иконы нет. Все на месте, а икона пропала, и ящик, что за ней лежал с бумагами… Уж как я плакала…: И Колю того вспомнила, рыбака. Не иначе как он украл, чтоб ему… Господи, прости.

— А фамилию его не знаете?

— Да не говорил он мне фамилии. Коля да Коля. И чего позарился? Икона-то без оклада была, старая, почернела вся да и потрескалась, пока в курятнике стояла. Уж потом зять додумался: старинная икона, говорит, ей, как видно, цены нет. Зять-то у меня образованный. Я ему возьми да покажи бумажки-то, что брат из книги вырвал. А он меня в машину и в область, в музей. А там как глянули, так и обомлели. Как же, говорят, такое может быть? При Иване Грозном письмо-то написано. И почему, говорят, в книге было? А откуда же мне про то знать? Так и отдала в музей, мне-то они зачем. А их и из музея украли. Вот такая незадача, — заключила женщина.

— А как тот Коля выглядел, вы помните?

— Как выглядел? Мужик и есть мужик, нос, уши, все на месте. Усы у него были, а сам плешивый, хоть и молодой еще, лет сорок пять. Толстый, пузо здоровое и нос картошкой.

— Больше он в ваших краях не появлялся?

— Нет. Оттого и думаю: он икону с ящиком украл.

Марк Сергеевич в разговоре не участвовал, разглядывал иконы, что висели в углу, женщина начала на него коситься. Я решила, что пора прощаться, но не выдержала и спросила:

— А не приезжал ли к вам лет двадцать назад мужчина — высокий, рыжеватый, с бородкой. Он здесь раскопки вел.

— Как звали-то его?

— Анатолий.

— Толя? Как же, помню. Жил он у нас целое дето. Археолог, копался тут, на развалинах, председатель на это сквозь пальцы смотрел. Пьяница у нас председатель был, от пьянства и помер. Толя его и подпаивал, потому что был тут без разрешения.

— А он видел документ, который был в ящике?

— Нет. Мама не показывала. А книгу видел. Он маме сказал, что по-церковному читать умеет, она и вынесла. А он как ее листать начал, весь задрожал даже, особенно когда страницы эти обнаружил, те самые, которых там быть не должно, те, что из музея потом украли. Даже плакал: меня, говорит, Мария Кузьминична, к вам сам бог привел. Эту книгу, говорит, мой прадед в руках держал в монастырской библиотеке.

— Он просил продать книгу?

— Нет, — покачала она головой. — Сказал, ей в музее место. Уговаривал мать отвезти книгу в область. Но мама строгая была. Отдам, говорит, но только в церковь. Даст бог, доживу до тех пор, когда люди снова будут бога бояться. Послушать бы его тогда… Хотя, смотри ж ты, и в музее не сберегли… — Женщина горестно вздохнула. — Толя кинжалы какие-то искал, все мать про них расспрашивал, не видела ли она у кого из местных. Он тут всех бабок обошел и в земле целое лето копался. Только чего там найдешь? В монастыре хоздвор был, горел дважды… Мальчишки местные после его отъезда тоже в фундаменте рылись, все клад искали.

— Это та самая книга, — зашептала я, уже садя в машине. — Понимаете, Марк Сергеевич? Просто невероятно. Здесь был мой отец, и он видел книгу, которую Косте, моему прапрадеду, в библиотеке показал Андрей. Отец не мог ошибиться…

— Он был специалистом по древним книгам? — без выражения спросил Марк Сергеевич.

— А вы считаете, существовало несколько Библий, в которые были подшиты письма Филарета? — съязвила я.

— Разумеется, я так не считаю. Скоре всего, вы правы.

— Как странно! — не удержалась я. — Сегодня я уже дважды встретила людей, с которыми разговаривал мой отец.

— Чего же странного? — пожал плечами Прохоров. — Вы повторяете его путь. Надеюсь, для вас он не закончится столь трагически.

— Прекратите меня запугивать! — разозлилась я.

— Я далек от этого.

Мне очень хотелось послать его к черту и презрительно отвернуться, но обсудить происходящее хотелось еще больше, и я спросила:

— Но как книга из Спасо-Преображенского монастыря оказалась здесь?

— Ну, загадка не такая уж и трудная. Спасо-Преображенский монастырь разорили еще в Гражданскую войну. Потом там устроили колонию для беспризорников, позже — тюрьму. А Никольский монастырь, где мы только что были, продержался до конца двадцатых годов.

— Выходит, книгу перевезли сюда?

— Думаю, не только книгу. Интересно, что было в том ларце, который уважаемая Екатерина Ивановна именовала ящиком?

Несколько минут я сидела молча, уставившись на Прохорова.

— Вы думаете… Подождите, по мнению моего прапрадеда, существовало два письма: одно, то самое, что хранилось в книге, но он считал, что существовало и другое, которое ему показать не пожелали. И именно оно должно было послужить разгадкой тайны семи кинжалов. Письмо в деревянном ларце. Ну, конечно…

— Не забывайте, это лишь предположение, которое проверить невозможно. Его украли те самые люди, что охотились за кинжалом.

— Вряд ли, — усмехнулся Прохоров. — Коле приглянулась икона, за ней он и явился, а ларец, скорее всего, прихватил, обнаружив его за образом, вполне логично предположив, что раз бумаги старинные, то стоят денег.

— По-моему, вы просто помешались на деньгах, — не выдержала я.

— Вы так хорошо меня знаете? — удивился Марк Сергеевич.

— Смотрите, что получается, — пропустив мимо ушей его замечание, продолжила я. — Прапрадед писал о трех монастырях, куда зачастил, по словам одного из монахов, Андрей: Свято-Никольский, это тот, где мы были сейчас, Александровский, где служил старец Николай, и Троицкий, там вел свои последние раскопки отец. А еще Спасо-Преображенекий, где и начинается вся эта история. В Троицком монастыре были изготовлены кинжалы, и предположительно туда их отвез Андрей, когда решил, что хранить их в своем монастыре опасно. Отец был уверен, разгадка тайны где-то здесь. Если бы у меня были его бумаги… Он ведь наверняка вел дневник поисков.