Книга Семнадцать белых роз, страница 7 – Кристин Лестер

— Сид.

— Почему Сид? Ах ты!.. Ах ты!..

— Потому. Мы с вами будем о чем-то говорить или ограничимся тем, что угостим моего спаниеля?

— Да, поговорим. Меня зовут Генри Микст.

— А меня…

— Я знаю. Ваш друг мне все про вас рассказал.

— Все?

— Все. А ты, озорник! Зачем тебе скатерть?

— Ну тогда, — Элли возмущенно пожала плечами, — я даже не знаю!

— А я знаю. Сейчас мы перекусим и пойдем ко мне в офис. Он тут недалеко. Там и поговорим. Любезный, принесите нам, пожалуйста, отварного мяса. Без соли и без специй. И молока.

…В продюсерском кабинете Генри Микста царил совершенно не продюсерский творческий беспорядок. Больше это помещение напоминало кабинку для монтажа: всюду провода, диски; стены оклеены разноцветными бумажками с напоминаниями и списками каких-то фамилий; два стола с мониторами и книжные стеллажи уставлены офисными папками; пол завален журналами и коробками для фотографий… Все это разнообразие очень понравилось Сиду.

Центр комнаты украшали два кожаных кресла на колесиках, в одно из которых Генри любезно предложил сесть своей гостье.

— Ну что? Займемся делом? Вам какие мужчины больше всего нравятся: блондины? Или — как я?

Только тут она удосужилась его как следует рассмотреть. А ведь симпатичный! Красивый даже. Только совершенно непонятно, сколько ему лет. Двадцать пять? Тридцать? Сорок? Если Сида полностью выдавали его брюшко и обрюзгшие щеки, то возрастные признаки Генри совершенно не определялись.

У него были темные короткие волосы, темные глаза и странная удивительно быстрая манера двигаться. Говорил он так же стремительно и быстро, словно экономил слова. В остальном Генри напоминал типичного американца с какой-нибудь сельской фермы: поджарая фигура, широкие плечи и врожденное нахальство. Именно врожденное, потому что приобретенное не может быть таким глубоким и искренним.

— Мне… мужчины… никакие не нравятся.

— Нет, так дело не пойдет. Я нашел тебя. А ты будешь сама подбирать себе соведущего.

— Какого соведущего? Вы, может быть, удосужитесь объяснить мне, чем я буду заниматься? Куда вы меня приглашаете? Каков будет размер гонорара? И вообще.

— Насчет «и вообще» — я согласен. — Он впервые улыбнулся ей, а не Сиду-маленькому. — А насчет всего остального… Все, кто у меня работают, не думают о гонораре в первый же день.

— А о чем они думают?

— Они думают о том, чтобы наступил второй. А за ним третий. То есть, чтобы я их не выгнал, понимаете?

— Понимаю.

— А плачу я всегда хорошо. И все это знают. Хм. Похоже, что — кроме вас.

— Да.

— Вы ни разу не слышали мое имя?

— Нет.

— Ну что ж. Еще услышите.

— Широко известный в узких кругах? — Элли подумала, что сейчас-то он ее точно выгонит.

Однако Генри почему-то не обиделся, а расхохотался:

— Ну хорошо! Объясняю. Я придумал новый телепроект. В каком-то смысле я дебютирую, как телепродюссер и режиссер.

— А, так вы же будете и режиссером?

— Да.

Генри Микст вдруг стал пристально разглядывать ее, словно скаковую лошадь на аукционе. Только в зубы не посмотрел, и на этом спасибо, подумала Элли.

— Итак, вы — невысокая. Вы — хрупкая. Впрочем, этого будет не видно на экране… М-да.

— А…

— Мне важно ваше лицо. — Он вдруг сделал резкий выпад вперед и, опершись ладонями о подлокотники кресла, где она сидела, стал разглядывать ее глаза, едва не касаясь носом ее щеки. Элли испуганно вдавила голову в спинку кресла. — Хм.

— Что?

— Ничего… — Он еще раз обвел ее глазами. — Светлые волосы, голубые глаза… или все-таки серые?

— Зеленые.

— Нет, от зеленого цвета здесь ничего и в помине нет… Ммм. Я бы сделал стрижку еще короче.

— Куда уж короче-то? — возмутилась Элли, проводя рукой по ершику на затылке.

— Вот так. — Он взял прядь ее белокурых волос, спадающую на лоб, и зажал между пальцами, словно ножницами отмеряя длину. — Я бы оставил вот так.

— И я стану похожа на лесбиянку! Нет уж.

— Ну хорошо. Не хотите, как хотите. — Он равнодушно прищелкнул языком. — Найдем другую.

— Вы с ума сошли? Неужели это так принципиально — длина волос?

— Милая, на экране все принципиально. Я искал ваше лицо целый год. Мне нужно, чтобы у вас была короткая молодежная стрижка. В ней нет ничего от нетрадиционной ориентации, поверьте мне!

— Нет, мне так не нравится.

— Хорошо, что вам еще не нравится?

— Мне не нравится, что вы уже два раза начинали рассказывать о сути вашего проекта, и дважды умудрились уйти от этого разговора. Вот что мне не нравится.

— А вы внимательная.

— Спасибо.

— И не кидаетесь на яркую приманку, как многие девушки, с которыми мне доводилось работать.

— Может, они просто были вашими фанатками? Поэтому и готовы были кинуться на что угодно, лишь бы работать с вами.

— А вы неглупая.

Элли разозлилась:

— У нас есть все шансы договориться до моей полнейшей гениальности. Если мы будем продолжать в том же духе, ваша звезда в сравнении со мной померкнет. Знаете что? Найдите другую. А я пойду.

Он снова расхохотался. На этот раз безудержно и весело, словно мальчишка.

— Ой! Ну вы и скажете!.. А знаете что? Подарите мне вашего Сида, если он вам не нужен.

— Да вы что!

— Ну вы же сами сказали, что вам некуда его девать.

— А при чем здесь Сид? — Она покосилась на лохматое существо, которое подметало ушами грязный пол, вынюхивая толстые провода, и было явно счастливо в этом творческом беспорядке.

— Притом. Просто мне его жалко. Вы не будете за ним следить как надо, а я на днях уезжаю в одно прелестное местечко на природе, там ему будет хорошо.

— Бедный Сид!

— Но он же вам не нужен! — Генри снова рассмеялся. — У вас цветок еще есть. По-моему, фикус? С полкомнаты вырастет!

— Да. — Элли только успевала удивляться, откуда этот человек так хорошо знает живность и растительность. — А еще плюшевый слон.

— Тем более. Тоже подарок?

— Вам Майк рассказал? — Она насупилась.

— О чем? О слоне? Нет, конечно. Просто, когда вы пришли ко мне в кафе с этим замечательным багажом, я понял, что, скорее всего, это еще не все подарки.

— Да. Главный подарок ожидает меня у менеджера по персоналу.