Онлайн книга «Будут неприятности»
|
Она играет. И снова слышатся восторг, и счастье, и смятение. – Я так не смогу, – сказала Лена. – Ты попробуй, – уговаривает Ольга Николаевна. – Для начала вспомни что-нибудь грустное… Лена вся съежилась, хотела было начать играть. Но вдруг нажала пальцем на низкое «до» и тихо спросила: – А хороший был концерт? – Какой? – не понимает учительница. Лена нажала высокое «до», ударила по клавишам кулаком и, схватив сумку, убежала. Она бежит по коридору так же громко, как и играла, от ее топота где-то смолкла скрипка, открылась дверь классной комнаты: «Что за безобразие?» За ней на цыпочках бежала Ольга Николаевна, она догнала ее уже у изразцовой печи и схватила ее за плечи. – Лена! Лена! Ну что с тобой! – Я возненавидела музыку! – закричала Лена. Ольга Николаевна согнулась, как от удара, но взяла себя в руки, даже улыбнулась. – Ты говоришь неправду. Музыку нельзя возненавидеть! – А я возненавидела! Все можно возненавидеть! – И она убежала. Ольга Николаевна прижалась лицом к своему пальто. В гардеробную вошла ее подруга, коллега по работе, хорошо одетая, уверенная в себе молодая женщина. – Ты чего тут? – спросила она стоящую в растерянности Ольгу Николаевну. – Возьмешь у меня ученицу? – спросила ее Ольга Николаевна. – Хорошая девочка… Просто… Меня не хочет… – А мне зачем такая, которая выбирает, кого ей хотеть? – Тут все сложнее… – Тем более! – засмеялась подруга. – Сложностями порядочные люди в наше время не делятся. На улице Лену ждал уже знакомый нам мальчик. – Митька! Ты мне до смерти надоел! – сказала ему Лена. – Я снова тебя мысленно звал, – гордо сказал Митя. – И ты пришла раньше, чем у тебя кончился урок. – Я плюнула на музыку, – сказала Лена, – Учительница у меня – крыса. – Не ври, – ответил Митя. – Она очень даже симпатичная. Я ее с твоим папой недавно видел. В магазине. Они тапочки мужские клетчатые покупали, а я кеды. Папа у тебя близорукий? Я ему сказал здрассте, а он меня не узнал. – Господи! – с отчаянием сказала Лена. – Как ты мне надоел! – Нет! – сказал Митя. – Раз ты отвечаешь на мои телепатические сигналы… Лена размахнулась и ударила его папкой с нотами, ноты посыпались. Митя ползает, подбирает их, а Лена безучастно смотрит. Равнодушно взяла собранные ноты и ушла, не глядя на Митю. Помещение суда. В перерыве между заседаниями мать и заседатели суда пьют кофе с окаменелыми сушками. Мать опустила сушку в чашку и так застыла. Мужчина лет сорока пяти заметил это. – Любовь Григорьевна, а Любовь Григорьевна, – тихонько зовет он. Молчит Любовь Григорьевна. Мужчина легонько тронул ее за рукав. Мать вздрогнула, как от удара. – Фу! Как ты меня, Коля, напугал! – А где ты сейчас была? – спросил Коля. – Откуда я тебя вызвал? – Сама не знаю, – устало сказала мать. – Нигде… – Ты была сейчас отрешенная! – сказал мужчина. – Не такая, как обычно. Я тебя всегда до смерти боюсь, а тут вижу – такая усталая славная женщина. Я тебе даже в любви мог бы признаться, как простой бабе… Не обиделась бы? – Признайся! – просит Люба. – Мне это как раз надо… – Врешь ты все! Ничего тебе не надо! Сергея тут встретил… Помолодел он у тебя. Как это ты делаешь? Поделись! Мать посмотрела на него как-то отстраненно, потом до нее дошло, что он сказал, и она поежилась, как от холода. Распахнулась дверь, и в комнату вошла молоденькая секретарша. – В зале ваша дочь, – сказала она матери. – Зачем? – поперхнулась мать. – Выведи. – Какое ж я имею право? – засмеялась секретарь. – У нас открытое заседание. – Право! – возмутилась мать. Ринулась к двери, но остановилась. – У нас сейчас какой развод? – Михайловы. – Очень хорошо! Пусть послушает, балда… – А я ему развода не дам. – Молодая женщина говорит это в зале суда страстно и убежденно. – У-у-у, – стонет молодой мужчина, отчаянно обхватив голову. – Не войте, Михайлов, – сурово говорит мать. – Вы в суде. Завтра вы встретите другую девушку, снова женитесь, снова раздумаете… Так и будете мотаться из стороны в сторону… – Я расписку дам, что никогда не женюсь… – И расписку дадите, и женитесь. Нет у вас мужской ответственности за свои поступки… Мужского достоинства… – Достоинство, – Михайлов кивнул на жену. – С ней жить? Да? – Достоинство мужчины в надежности его слова, Михайлов! – уже мягко продолжает мать. – Вас любят… Поверьте, это так много… – Мне не надо много! – кричит Михайлов. – Я его буду любить так, – с силой говорит Михайлова, – что он в конце концов поймет… – Михайлова! – почти ласково говорит мать. – Это насилие. – Вот именно! – кричит Михайлов. – Не надо мне любви. Кто ее придумал только, прости господи! Я хочу быть сам, сам… Я хочу быть одиноким… Я идиот… Я ошибся… Так что же мне теперь?.. – Он не ошибся, – говорит Михайлова. – Он меня полюбит… – У-у-у, – стонет Михайлов. Мать смотрит на заседателей. У тех ошалелый вид. – Он успокоится, – говорит Михайлова. – Вы только сохраните семью, и все. Я с ним справлюсь… Я ему докажу. Я ему мотоцикл куплю – его мечту. – Я ее убью, – тихо говорит Михайлов. – Мне ничего не надо. Христом Богом клянусь! Не разведете – убью! – Он добрый, – смеется Михайлова. – Он даже слепого котенка не мог утопить. – А вы смогли? – спрашивает мать. – Я все могу, – отвечает Михайлова. Они двое в зале суда. Мать и Лена; мать стоит, опершись на барьер, за которым обычно сидит обвиняемый. А Лена прижалась к колонне. – Ну что, интересно? – громко спрашивает мать. И голос ее гулко отдается в пустом зале. – Здесь нечему учиться. Нормальные люди в таких вопросах не доходят до суда. Это во-первых… А во-вторых, почему ты вообще здесь? Суд – не место для детей. Не ходи сюда больше… В зал суда заглядывает женщина. Лена внимательно смотрит на нее, пытаясь вспомнить, откуда она ее знает. – Ты иди, – сказала мать. – Видишь, меня уже ждут. – А я ее знаю. Это мама Нилиной, правда? Что у нее? – Да ничего! Может, еще все обойдется… Ты иди, иди… Лена пришла к бабушке, потому что ей некуда было себя деть. Бабушка живет в чистой, но видавшей виды коммунальной квартире, где днем никого нет, где попискивают в коридоре вывешенные над дверью многочисленные счетчики, где на стенах висят велосипеды и детские ванночки, где над каждым столиком кухни свой дизайн. Квартира большая, с поворотами. У бабушки здесь громадная светлая комната, на стенах портреты Лениной матери во всех возрастах. Такой же, как у Лены, избирательный плакат на самом видном месте. Швейная машина «Зингер», пузатый довоенный буфет. Кровать с никелированными набалдашниками, застеленная по всем, теперь уже старым правилам, с накидкой на подушках и подзором. |