Книга Дожить до рассвета, страница 37 – Виталий Дубовский

Ур негодующе пригладил свою длинную седую бороду, пряча глаза от умоляющего взора Беспуты. Битый час уговаривала она чародея не предавать Мороку огню, только все без толку. Как Беспута ни старалась — и поручалась за нее, и клялась в ее невиновности, — Ур оставался непоколебим. Наконец, проглотив горький ком обиды, Беспута принялась осторожно привораживать, пытаясь очаровать бессердечного старца.

— Прошу тебя, Ратиборушка, — ее слова потекли бурной рекой, лаская слух старика, — пожалей ее, дуру. Она ведь баба хорошая, как и все мы. Обманули нас демоны. Нас бы пожалеть впору, а не казнить.

Ур весело расхохотался, отмахиваясь от Беспуты руками и утирая с глаз навернувшиеся слезы:

— Ой! Не могу… Прекрати ворожить, девка! Мочи нет такую похабщину терпеть.

Беспута возмущенно притопнула ножкой, отворачиваясь от хохочущего Ура. Наконец отсмеявшись, Ратибор по-отечески обнял ее за плечи.

— Не сердись, девица. Это ж надо было тебя таким талантом одарить. Да, изворотлива Морана в своих ухищрениях. — Ур восхищенно покачал головой, разглядывая колдунью с ног до головы. — Теперь понятно, почему тебя Беспутой нарекли. Только более так со мной не делай — могу и осерчать!

Беспута растерянно кивнула, опуская взор к полу и размышляя, как бы еще уговорить старца сохранить Мороке жизнь. Устав от ее настойчивости, Ур грустно произнес:

— Не кори себя, Беспута. Ни ты, ни я ей помочь не можем. Князь Велислав против совести своей идет. Я все волости рассенские облетел, свободные роды на Вече созывая. Боится он суда народного, вот и решил показуху перед людом устроить. — Отвернувшись от Беспуты, Ур открыл дверь, уходя в ночь. Задержавшись на пороге, он, не оборачиваясь, добавил: — Не могу я за твою Мороку вступиться, даже если бы желал этого. Пусть Судьба решит — жить ей или умереть.

Скрипнув ржавыми петлями, дверь захлопнулась, оставляя колдунью наедине со своими горькими мыслями. Вернувшись в дом, девушка охнула, увидев сидящего на топчане Малюту.

— О, Боги! — она бросилась к нему, пытаясь вновь уложить медведича в постель. — Чего это ты придумал? А ну ложись, слаб ты еще.

Нежно отстранив ее заботливые руки, Малюта впился взглядом в осунувшееся от недосыпания лицо Беспуты. Темные круги залегли под ее прекрасными глазами, яркие рыжие кудри нечесаны, словно девушка напрочь забыла о собственной красоте. Малюта утер потный лоб рукавом рубахи и прошептал:

— Сколько дней миновало?

— Седьмая ночь сегодня. — Беспута присела рядом на топчан, устало опустив руки. — Есть хочешь?

Малюта кивнул, почувствовав, как судорогой свело живот от одного лишь упоминания о еде.

— Хочу. Где мы?

Направившись к печи, девушка принялась по-хозяйски греметь казанами.

— У рассенов. Где же нам быть? Больно ты тяжел был, вот и не решился Ратибор в Асгард лететь. — Беспута быстро вернулась с теплым казанком, сунув его Малюте в руки. — Похлебку тебе сварила. У тебя ведь там все изрезано было. Ешь… э? Как тебя звать-то?

Медведич взялся за ложку, принявшись быстро налегать на еду.

— Малюта.

Беспута улыбнулась, наблюдая за тем, с каким аппетитом он поглощает ее нехитрую стряпню. Прервавшись, Малюта покосился на нее.

— А ты чего не ешь?

Беспута улыбнулась, отмахнувшись рукой.

— Наелась, пока готовила. Вы — воины, вам много сил нужно. Это мы, бабы, едим, как придется. Да ты ешь, Малюта, на меня не оглядывайся. Я люблю смотреть, как мужик ест.

Медведич кивнул, вновь принявшись за еду. Наконец он насытился, отставил казан в сторону и обернулся к ней.

— И кого мне благодарить за спасение? Как звать-то тебя, рыжая?

Девушка горько усмехнулась, тут же надевая на себя привычную маску соблазнительницы.

— Беспутой меня кличут. А за спасение Ратибора благодари, если бы не его чародейство — помер бы ты от той раны. — Она взяла в руки гребень, принявшись вычесывать свою шевелюру, словно со старым именем вернулись и ее девичьи привычки. — После ведьмачьего меча еще никто не поднимался на ноги. Первым будешь.

Малюта кивнул, задрав рубаху и внимательно разглядывая огромный розовый шрам, воспаленно пролегавший через весь живот. Затянувшаяся рана еще слегка зудела, напоминая о себе мышечной болью.

— Да, чудеса. — Малюта почесал затылок, покосившись на прихорашивающуюся колдунью. — Странное у тебя имя, рыжая. Как-то язык не поворачивается тебя Беспутой называть. Неужто тебя матушка так нарекла?

Девушка расхохоталась, заплетая волосы в косу.

— Ну, вот и хорошо, что имя не нравится. А то нынче сватался, не подумавши. На тот свет, что ль, за собой звал?

Малюта нахмурился, пристально разглядывая ее с ног до головы.

— А я от своих слов и не отказываюсь. Мое слово крепкое!

Положив на стол деревянный гребень, Беспута обернулась к нему, деловито уперев руки в бока.

— Послушай меня, женишок. Я тебе не простушка деревенская. Я ворожея, каких поискать! И Беспутой меня богиня Морана нарекла. — Она грустно вздохнула, вдруг сменив свой резкий тон на более дружелюбный: — Ворожила я на тебя, Малюта, когда подруг ты моих мечом изрубил. Потому и в душу тебе запала. Забудь меня, медведич. Понял?

Малюта усмехнулся, осторожно вставая с лежака на подрагивающие от слабости ноги.

— Ворожила, значит? А я уж думал, привиделось мне, как ты мою рану своими горячими ладонями накрыла, кровь заговаривая. — Беспута молчала, испытующе глядя на него. Неторопливо подойдя к ней, медведич остановился, уверенно выдержав пристальный взгляд девушки. — У тебя глаза разные. У нас в деревне такая кошка была. Люди говорили, то ведьма в нее оборачивается.

Щеки Беспуты налились смущенным румянцем, и она опустила взгляд, прошептав:

— Бывает такое. Да я и сама что та кошка. Любого мужика могу приворожить. Вот и ты теперь в глаза мне заглядываешь, ластишься, словно щенок глупенький…

Малюта потянулся к ней ладонью, нежно коснувшись девичьей щеки.

— Не пугай меня своей ворожбой, рыжая. Не-ужто я истинную любовь от приворота не отличу? В душу ты мне запала. — Тяжело дыша, Малюта сделал последний шаг, прижимаясь вплотную к дрожащей Беспуте и крепко обнимая ее стан. — Ну, а если и приворожила, так на себя теперь и пеняй. Я ведь из рода Медведя. А к нему, если в лапы попала, уже не вырвешься. Пойдешь за меня, рыжая?

Растерянно улыбнувшись, Беспута попыталась отстраниться, лишь упершись спиной в теплую стену печи. Несколько раз она пыталась поднять на него глаза, тут же испуганно пряча их от его безумно пылающего взора. Сердце в ее груди стало истошно биться, словно попав в западню.

— Что ж это делается? — зашептала она, впервые в жизни ощущая, как тело предательски дрогнуло, желая прижаться к груди этого могучего воина. Бросив на него испытующий взгляд, она простонала: — Ты же еще слаб, дурачок…