Книга Комната ужасов, страница 33 – Майкл Грей

— Похоже.

— Но как же тогда получилось так, что в результате отбора уцелело только лишь Оно одно? Если Оно такое жизнеспособное?

— С чего ты взял, что одно?

— Я никогда не слышал раньше ни о чем подобном.

— Нет, их много. Это все очень глубоко запрятано, но, если подумать, можно засечь Его следы.

— Где?

— В истории. В преданиях, к примеру. Дракула, Инкубы и суккубы, Синяя Борода, Джек-потрошитель. Все их зверства. Гитлер. Сталин. Ты подумай, сколько есть убийц, которых так и не поймали, или тех, кто уходил от разоблачения непонятно долго.

— А мы, что, — на очереди?

— Может быть. — Джейми сосредоточенно глядел в свою тарелку. — Эфраим выжил. Возможно, мы уже опоздали. Его аппетит растет. Эфраим посмел найти ответ, но он с Ним боролся, пока Оно еще было маленьким. Оно не собирается возвращаться в свинцовую комнату и дохнуть от голода, лишь бы только угодить нам.

Остаток завтрака прошел в молчании.

Харвест обнаружила Баунти в библиотеке.

— Что ты читаешь?

— Каталог.

— Купить что-нибудь?

— Ага. В моем гардеробе нет ни одной вызывающей вещицы. — Она подтолкнула красочный журнал Харвест. — Выбери что-нибудь для себя.

Харвест взяла проспект.

— Я не смогу! Это неприлично. Это от Фредерика?

— Нет, это от Слатса. Как там говорила мне продавщица? Рядом с этим голливудский Фредерик просто «синий чулок». Я его присмотрела давным-давно, еще по дороге сюда. Так, из пустого любопытства. Во всяком случае, тогда.

— Я не смогла бы надеть это. — Харвест залилась краской.

— Отчего же?

— Это. Ну, это неприлично. Дешевка.

— Тебе не хочется осчастливить Джейми?

— Джейми меня любит.

— Счастливица! Наш хозяин ее любит. — Баунти скривила рот. — Потрясающе. Когда приходит пора ус траивать вечеринку, он ведь не выбирает, правда? Вот что я тебе скажу, вечеринки будут все лучше и лучше, пока Ему не надоест. А потом что? «С» и «М»?

Харвест не поняла.

— Садо-мазохизм. Плетки и цепи.

— Джейми не из этих, извращенцев.

— Пока — нет! А если Оно решит, что ему следует этим заняться? Твой драгоценный возлюбленный ведь не уклоняется от обязанности Его кормить.

— Это он делает ради нас. Причина только одна.

— А если ему будет приказано избить меня, ради тебя?

— Но.

— Что — но?

— Да ладно, если ты любишь, это… — Она подтолкнула проспект Баунти. — Не нужно.

— Нужно-хренужно. Послушай, моя милая, но уже не невинная сестричка! Если бы все было по-другому, ты бы и тогда выряжалась. Теперь давай представим такой вариант: ладно, вы любите друг друга, так? Так. И в результате ты отдаешь себя, свое тело, так? Что папа говорит о еде? Половина дела в том, как подать! А как ты вела себя на Рождество? Ведь ты из тех, кто сходит с ума по бантикам и прочей ерунде. Не ты говорила, что, если подарок ценный, его нужно соответствующим образом завернуть? Ты ведь не станешь заворачивать дорогую вещь в газету, правда? Значит, если ты отдаешь себя, свое тело, не лучше ли его «завернуть», чтобы это выглядело прилично, или я не права? Как насчет бикини или моего халата, который ты носишь, демонстрируя свои ляжки?

— Это другое. Это нормальная одежда, которая просто…

— Просто идиотка! Чертова ты ханжа, Харвест! Назовешь это «случайностью», и ты — сама добродетель. А скажешь «для определенной цели», так ты шлюха. Ну, я-то лучше буду честной шлюхой, чем стану обманывать себя. Не желаю быть двуличной маленькой воровкой.

Харвест закрыла гадкий каталог, чтобы не видеть этого пошлого лифчика с четвертушками чашечек, который Баунти присмотрела для себя. Взгляд ее упал на картинку, где девушка демонстрировала джинсы. На девушке выше пояса не было ничего, за исключением болтающихся на сосках висюлек.

— Фу-у, я бы не смогла! Как можно выставлять себя на такое позорище?

Баунти ухмыльнулась:

— Дорогая моя сестричка, пора взрослеть! Кое-чему надо поучиться. Любовь, похоже, тебе в новинку. Да и Джейми тоже. Поза миссионера, классика, мужчина сверху, раз, раз и готово — блеск!

Харвест залилась краской и отвернулась. Баунти стиснула ее запястье.

— Слушайте, Мисс Чистая Любовь, слушайте внимательно. Все мы зависим от Джейми. Поддерживай его в состоянии счастья! Чего бы он ни захотел в постели, с любыми вывертами, выполняй как требует. Служи ему с улыбкой. Не важно, нравится тебе это или нет, впрочем, никогда нельзя сказать ничего, не попробовав. Все равно, если тебе это не нравится, может понравиться Ему. Ты должна охранять счастье Джейми, и Его. Помнишь, как Джейми говорил, что секс у него вместо сладкого. Послеобеденный десерт. А? Оно еще совсем дитя. Что будет, когда Оно наберется опыта? Как ты думаешь, что будет заменять Ему сыр и портвейн?

Харвест выкручивалась и вырывалась, мотая головой.

— Дай, — продолжала Баунти, — дай Джейми и Ему все, что они захотят, слышишь, детка? И как следует. Удивляй его, их. Пусть он находится в приятном незнании того, что будет дальше. Призови на помощь фантазию. Если в голову ничего не придет, спроси у меня или возьми книжку. Не давай ему быть все время ведущим в этом деле. Стаскивай с него штаны, в буквальном смысле. Заставляй его все время изумляться. Держи его в возбуждении. Тогда и Оно будет заинтересовано, не допускай падения напряжения, Бог его знает, до чего Оно дойдет! Ты меня слышишь?

Харвест выпрямилась и взглянула в глаза Баунти.

— Я не могу. Я личность. Ты хочешь, чтобы я была рабыней Джейми. Хуже того — рабом, жаждущим, ищущим, как услужить!

— Опомнись, сестрица! Ты и есть рабыня Джейми! Нравится тебе это или не нравится. Уж поверь мне, желание и старательность пересилят все остальное. Лучше быть рабыней Джейми, чем кормовым скотом Этого. Выбирай: отдать свое тело на растерзание Джейми или закончить, как Эйлин Гуч, а может, и похуже. Ты правда не понимаешь? В этом доме желание Джейми — закон. Все его: что он пожелает и кого пожелает.

Ноздри Харвест затрепетали, уголки рта побелели.

— Например, тебя. Я же вижу, как ты трешься около него, потаскуха!

— А хоть и меня: если он хочет, то рано или поздно он свое получит. Он может спать и с тобой, и со мной. И мы сделаем что угодно, то, что тебе никогда и не снилось. Рон тебя не защитит. От Этого, я имею в виду.

Харвест вырвалась и влепила Баунти пощечину.

— Никогда! Я лучше умру!

— Выбор за тобой, сестра. Вот только как именно ты хотела бы умереть? На руках у тебя осталось девять ногтей, на ногах — десять. Ты еще долго будешь при годна для того, чтобы тебя трахать, не правда ли? А вот почесать спинку тебе уже будет непросто.