Книга Ты вернешься!, страница 53 – Галина Чередий

— Почему он все еще в таком состоянии? — сильно просевшим голосом спросила она и рваным движением стерла-размазала одинокую каплю крови, сорвавшуюся с губы, а я ощутил острую резь в животе от свидетельства даже её столь крошечной и мимолетной боли. — Ты приказал его избивать?

— Не нужно лепить из меня монстра, детка. Все повреждения он получил во время их идиотской атаки на нас, а не зажил, потому что отказывается категорически жрать, пить или хоть принять стимуляторы. Желающих с ним переспать из сострадания и поделиться энергией женщин у нас не имеется. Не считается у нас за счастье лечь под примовского засранца, а против воли никого не принуждаем.

— Ты хотел сказать — не лепить большего монстра, чем ты и так есть? — снова кратко полоснула мне по сердцу золотисто-желтым клинком-пламенем повлажневших глаз Эрин. — Эрик же еще совсем мальчишка и …

Эрик. Эрик, сын Эрин, кто же твой отец?

— Его возраст никак не помешал ему убить двоих моих бойцов. И не я, такой-сякой, к нему пришел, а он с дружками к нам полез.

Как же нудит-нудит-болит-за кишки тянет просто шагнуть к ней, прижать к себе, уткнуть лицом в изгиб своей шеи, где она навсегда оставила след обладания, пусть и забитый сейчас татуировкой и зашептать, что все кончилось, что сделаю что угодно, только пусть обнимет-обезболит в ответ, как раньше и потом просит-приказывает-требует, да хоть рвет и ногами топчет, только бы не ушла снова.

— Что ты хочешь за его освобождение? — в реале же в голосе Эрин отчетливо слышалось потрескивание толстого ледяного покрова, который она старательно возводила между нами.

— Ну нет, Эрин, об этом мы пока вообще речи вести не будем.

— А когда?

— Это будет зависеть от того, насколько хорошо и гладко станет происходитьпроцесс нашего сожительства. — от собственных слов во рту гадко стало, но как иначе то?

— Ты намерен заставить меня переспать с тобой, шантажируя жизнью сына? — моя княжна уставилась мне прямо в глаза, так стараясь вложить в этот визуальный контакт всю степень презрения, какую ко мне испытывает.

Якобы. Чую, нутром, костями, чем-то первобытно-глубинным, что не одно только презрение и ненависть заставляет ее сейчас чаще дышать. Это та же погано-извращенная смесь чувств, что кипятит и мою кровь при мысли, что близость случиться. Похрен на каких условиях, существует лишь сам факт, что мы снова вдруг окажемся в своем общем страстном безумии.

— Не-е-ет, детка. Переспать это мелко и дешево. Ты будешь спать со мной, точнее заниматься любовью, есть, гулять, обставлять по новой этот чертов дом. Будешь жить со мной, княжна моя, чтобы и твой щенок жил.

— Принуждать женщину ложиться под себя — мерзко. Тем более, когда это чужая женщина.

О-о-о д-а-а-а! Почти. Почти ты смогла взорвать меня, детка. Но почти не считается.

— Помниться ты сама мне рассказывала, что примам такие фокусы вполне себе позволены. Да-да, истинная прима тут ты, а я дворняга, но что поделать, если все козыри сейчас у меня. И нечто мне подсказывает, Эрин, что в нашем случае это правильнее будет называть не принуждением, а недобровольным освобождением ради исполнения твоих же подавляемых желаний.

— Ты всерьез считаешь, что столько лет спустя и после того, что ты сделал, я могу испытывать к тебе какие-либо желания, кроме как убить?