Книга Моя (с)нежная ошибка, страница 67 – Анна Снегова

И так же твердо я знала, что без моей помощи ему не справиться. Ведь из океана уже поднимались древние чудовища. Духи Востока, воплощенные в суровых очертаниях волн, уже тянули щупальца, чтобы столкнуть в пропасть смельчака, который осмелился дать им отпор.

Холодная ярость тех, кто был здесь задолго до бестолкового и суетливого людского племени… кто снова хотел одного только — первозданной тишины и нерушимого покоя… от этой ярости, которой звенел сам воздух, ломило зубы.

Еще шаг.

И еще.

И я бросаюсь ему на спину, обнимаю обеими руками, прижимаюсь всем телом.

Я здесь. Я рядом. Ты забыл, глупый? Теперь все беды и заботы пополам. И такие глупые, как тогда, когда я бью тарелки и забываю слова рядом с тобой. И эти, от которых кровь стынет в жилах и кажется, наступает самый последний час на этой земле.

Но знаешь что?

Если этот миг — рядом с тобой, то я не стану бояться даже смерти.

Его тело вздрагивает и напрягается еще больше под моими руками, под моей щекой.

А потом он опускает руку с медальоном и сжимает мою. Наши запястья соприкасаются. Брачные метки вспыхивают ярко-зеленым пламенем. Ворох колких искр взметается с кожи, сплетается в общий сложный узор.

Сполохи магического пламени взрывают темноту, расталкивая ее по сторонам.

Искры падают вниз, будто лепестки дивных цветов. Медленно, медленно, творя самое осторожное на свете волшебство. Утихомиривая древних монстров, напевая им колыбельную, укладывая обратно спать в бурные глубины вечных морей.

И волны опадают, а дождь становится все тише и тише, пока не прекращается совсем.

Сизые тучи уплывают от нас в разные стороны, как будто мы разогнали их руками влево и вправо, теряются на краю горизонта, истаивают без следа.

Когда я перевожу дух и слезящимися глазами, как новорожденная, смотрю на чистое голубое небо над нами и мирную гладь океана далеко внизу, Дерек болезненно выдыхает и падает на колени.

Кажется, мы смогли.

— Эй, Злючка!

— М-м-м?..

Не хочу даже шевелиться, не то, что разговаривать.

Едва мы добрались до дома, просоленные, вымокшие до костей, уставшие, словно из нас выжали все силы, как скинули стылые тряпки и переглянувшись, молча залезли в постель.

За весь путь до дома не сказали друг другу ни слова.

А что говорить? И так же все понятно.

Проспали… а кстати, сколько мы проспали? Закатные краски за окном как бы намекают… но не ясно, это вечер какого именно дня. Зная нас, я бы ничему не удивилась.

И вот теперь, кажется, кому-то наконец-то приспичило поговорить.

— Ну Ри-и-и-ика-а-а-а! Проснись. У меня вопрос государственной важности.

— Валяй, — сонно согласилась я, пристраивая все еще озябшие ступни своему мужу куда-то под коленки.

— Вот ты мне скажи. Я так и не понял. Когда ты на самом деле поняла, что… ну… это не мой брат… а я? Твоя судьба и всё такое…

Начина-а-ается.

Оттаял, отогрелся, и давай снова смущать бедную-несчастную меня. И чего ему неймется? Неужели до сих правда не может поверить, что кто-то предпочел не идеального старшего братца, наследника престола, а… такого неидеального и замечательного его?

И я уже хотела возмутиться. Правда-правда хотела!

Но его подозрительно тяжелое дыхание на моей шее, от которого тут же встали дыбом все-все мелкие волоски… и то, как все ближе придвигает меня к себе его наглая лапа, по-хозяйски укладываясь мне на живот… как-то вмиг перехотелось ссориться. Сладко ёкнуло внутри. Я еще думала поупрямиться немного — всё-таки оставил меня тем утром одну, а я до сих пор ещё не устроила головомойку за это, еще расслабится! — но сдалась, и слегка выгнулась назад, прижалась ближе.